– Да. Я подумала: «Ведь он же такой хороший, почти святой, и так любил меня… Он не позволит, чтобы я умерла с голоду». И я пошла к тебе. На Маросейку… Но тебя там уже не было. Когда я возвращалась, меня сбил извозчик, и я оказалась в больнице. За то время, что я находилась там, бедная Зизи умерла, а в нашу комнату заселили рабочего с семьёй. Тогда мне встретился один человек… Сейчас он, наверное, был бы нэпманом, а в ту пору таких называли спекулянтами. Он весёлый был, щедрый. Впервые за долгое время я была сыта, прилично одета и… любима. Вот, только это недолго продолжалось. Арестовали моего соколика, под белые ручки из дому увели. А следом и меня, как подельницу. Что стало с ним, я не знаю. А меня отправили в ссылку, откуда я, едва истёк срок, вернулась в Москву, потому что больше податься было некуда. Да и здесь куда идти? Ни денег, ни друзей, ни крыши над головой. Так я стала «Лоренцей». Вот, и вся история. Надеюсь, твоё любопытство удовлетворено?
– Если бы ты тогда меня нашла!.. – сокрушённо воскликнул Сергей.
– Слава Богу, что не нашла. Я простить себе не могла, что после всего ещё к тебе же за помощью посмела идти. На Цветной – честнее…
– Замолчи! – Сергей поднялся. – Ты не окажешься на Цветном. И больше не будешь жить в этом аду. Я выхлопочу тебе разрешение на выезд, а до той поры буду о тебе заботиться.
– Не надо, – голос Лары дрогнул. – Я за свои долги в этой позорной яме оказалась, но не тебе по моим векселям расплачиваться. Это уж слишком… Уйди, Серёжа. И не приходи больше!
Сергей покачал головой:
– Нет, Лара. Сейчас я, действительно, уйду. Но я вернусь. И сделаю так, как сказал. И не пытайся исчезнуть, пожалуйста. Потому что я тебя стану искать и найду. Ты уже однажды поступила по-своему, сделай же хоть теперь то, о чём я тебя прошу.
– Да неужели ты всё ещё любишь меня?
– Это не имеет значения… – тихо отозвался Сергей. – Дождись меня, пожалуйста. Я скоро приду…
Когда он покидал комнату Лары, им владела редкая решимость, придававшая сил, но чем ближе приближался он к своему дому, тем решимость эта слабела, подтачиваемая робостью перед предстоящим объяснением с женой. Сергей мучительно сочинял речь, которую скажет ей, но слова разбегались в разные стороны даже от воображаемого лица Лидии…
По счастью, к моменту его возвращения дома не было никого, кроме Таи, выбежавшей в прихожую, едва он переступил порог. Она, разумеется, ждала. И беспокоилась о нём. И теперь смотрела своими преданными блюдцами-глазами с тревогой, словно вопрошая, не случилось ли чего. И через мгновение кинулась снимать с него плащ:
– Да вы продрогли совсем, Сергей Игнатьич! Вы простудиться можете!
Да, что-что, а это после такой ночки вполне вероятно. Как будто даже уже…
– Идите в комнату скорее! Я сейчас горячей воды… Ноги согреть… И грелку, грелку!
– Не беспокойся так, Тая! Пустяки какие, мне бы чаю только…
Но она не слушала, с проворством маленького лесного зверька готовя всё необходимое для опережения надвигающейся простуды.
– Настойки вам надо лечебной, что Марья Евграфовна привозила… И пледом, пледом укройтесь!
Не успел и оглянуться Сергей, как уже сидел в кресле с погружёнными в горячую воду ногами, заботливо укутанный пледом, и пил поданный вслед за настойкой крепкий, сладкий чай с травами. Тая же устроилась рядом на ковре, подобрав под себя ноги, и смотрела неотрывно, словно ожидая каких-либо ещё пожеланий. И неловко было от чрезмерной заботы её, и приятно одновременно.
Тепло оказало живительное влияние, и Сергей почувствовал себя лучше. Когда бы теперь соснуть ещё часок-другой… Но нельзя. Нужно дождаться Лиду и переговорить, пока других домочадцев нет. Она, как Тая сказала, ушла ненадолго купить что-то к обеду.
– А что, Тая, в каком расположении духа сегодня Лида?
Девочка пожала плечами:
– В обычном… Только беспокоилась, что вас нет.
– А как Женя с Икой?
Тая охотно принялась рассказывать, что они ушли вместе с дедом «смотреть уходящую Москву», как выражался Аристарх Платонович, время от времени устраивавший для внуков такие экскурсии. Иногда и Тая ходила с ними, если не нужны были её бойкие руки в хозяйстве. Могла бы и нынче пойти, но ждала Сергея Игнатьевича.
Ни разу не пожалел Сергей, что взял в дом эту милую девочку. И даже Лидия, кажется, не жалела об этом. Умелые Таины руки и лёгкий характер делали её незаменимой частью их дома, их семьи. И уже не приживалкой была она, а родным человеком. Дети полюбили её, как старшую сестру, и даже тесть благоволил к ней, удостаивая своих бесед.
Ей уже шестнадцать было, а она всё ещё казалась совсем ребёнком из-за сильной худобы. Пережитый голод, по заключению докторов, что-то нарушил в её организме, и она физически не могла более поправиться. Это, впрочем, не мешало ей быть необычайно живой и подвижной.
Сергей слушал щебет Таи и радовался, что не сразу столкнулся с женой. Забота и ласковость Таи всегда успокаивали его, умиротворяли. И теперь помогли они привести в порядок чувства и мысли.