Претерпевшие до конца. Том 1

– Вы не бывали в аду, господин генерал, – заметил Аскольдов. – Здесь это ещё может удивлять, но не там. Там это норма жизни…

Тягаев поднялся, тряхнул головой:

– Довольно об этом. О тяжёлых вещах у нас ещё будет достаточно времени говорить. Через три дня мы с вами поедем в Брюссель… А сегодня позволим себе небольшое отдохновение. Уважим Евдокию Осиповну. Она огорчается, когда на её вечерах люди слушают не её, а собственные невесёлые мысли. Так что забудьте сегодня вечером обо всём, насладитесь искусством. Не так часто выпадают в наше время такие часы.

При мысли о жене на душе потеплело. За шесть лет совместной жизни ничто не притупилось, не охладело между ними. Его Дунечка оставалась его единственной отдушиной, маяком в пучине мрачных дней, опорой. Она успевала всё: концертировать и тем немало поддерживать финансовое положение семьи, создавать уют в доме, заботиться о муже – и всё это с окрылённой лёгкостью, без тени усталости и уныния. Что бы стало без неё в этом доме? Мать была уже стара и часто болела, главной заботой её был муж. Тот же сдавал день ото дня. Голова его оставалось на редкость ясной для столь почтенных лет, а, вот, ноги подводили, и старик уже почти не мог передвигаться без посторонней помощи. Наташа с её больными нервами также не могла быть серьёзной подмогой. Таким образом, все домочадцы в той или иной степени нуждались в уходе. И хрупкая Дунечка взвалила на себя эту ношу. И несла её с беззаботным видом, не жалуясь и оставаясь всё такой же лучезарной.

Вот, и теперь появилась она в столовой – уже в концертном платье, скромном и элегантном одновременно. Осветила всё вокруг одним своим присутствием и мягко-мягко обеими руками опёрлась о локоть Петра Сергеевича, заглянула в лицо, улыбаясь ободряюще. Чудо, а не женщина. И никакой Плевицкой не сравниться с нею, хоть и более превознесена она…

Об одном иногда жалел Тягаев: не дал Бог им с Дунечкой детей. Хоть и тяжёлое время, а всё-таки… Покидая столовую, Пётр Сергеевич взглянул на большой портрет Нади, повешенный здесь матерью. Вспомнились слова Аскольдова: «Вы не бывали в аду, господин генерал. Здесь это ещё может удивлять, но не там. Там это норма жизни…» И в таком-то аду живёт его единственная дочь с единственным внуком!..

Глава 14. «Пирушка»

Быть квартиранткой в собственном доме довольно странно, но жизнь вообще сделалась странной настолько, что лучше оставить бесплодные попытки понять её… Единственным местом, где Надя украдкой возвращалась в прошлое, была дедушкина библиотека, заботливо хранимая доктором Григорьевым. Иногда она приходила сюда, опускалась в одно из кресел и просто неподвижно сидела, рассматривая с детства знакомые предметы. Ей представлялось, что напротив в своём любимом кресле с прохудившейся на подлокотнике обшивкой сидит величественный, чем-то похожий на старого лорда дедушка, и она мысленно разговаривала с ним, с бабушкой, смотревшей на неё с овальной фотографии…

В библиотеку Надя приходила читать редкие письма от родных. Все, как один, они звали её к себе. И так хотелось поехать… К дедушке и бабушке, которым уже недолго осталось на этой земле, к отцу. Но память об Алёше не отпускала.

По-хорошему, ей следовало бы ждать его там, где он её оставил. Но не вышло. После подавления сибирских бунтов голод со всей силой взял в клещи уцелевших. Надя не желала быть обузой для мужниной родни и, схоронив свекровь, за которой ходила, отправилась сперва в Новониколаевск, надеясь что-либо узнать о судьбе Алёши. Розыски успехом не увенчались, и, поработав некоторое время в местной больнице, она решилась ехать в Москву в надежде найти кого-то из родных и друзей. Но и здесь ждало разочарование, хотя и не полное. В бабушкином доме жили двое друзей их семьи, и они позаботились о выделении Наде комнаты и устройстве на работу. Последнее было всего легче: опытную сестру милосердия доктору было несложно взять в клинику, где работал он сам.

Жизнь вошла в колею. Подрастал маленький Петя, которому Надя отдавала всё время, обучая его музыке, живописи, водя по музеям и историческим местам, читая вслух книги, которые сама обожала в детстве.

С недавних пор у неё появилась ещё одна слушательница и ученица – дочь соседки Аглаи Аня. По вечерам Надя отправлялась с детьми в библиотеку и читала им «Лорда Фаунтлероя», пушкинского «Руслана…», «Ундину», сочинения Чарской, чудные повести о живущей в Альпах девочке Хейди… Эти, последние, особенно нравились Ане, и по ним Надя взялась учить детей грамоте.