Она осторожно вышла из комнаты, на всякий случай, для самообороны, зажав в руке золотую статуэтку богини Виктории. В коридоре никого не было. Где-то этажом ниже слышались беготня и чьи-то приглушенные голоса. Комната Элия находилась неподалеку. Тициана медленно, постоянно озираясь, прошла туда. Комната оказалась незаперта. Императрица вошла и обнаружила Элия, собиравшего все драгоценности, что она ему подарила, дорогие вещи, в один холщевый мешок.
– Элий! – позвала Тициана нерешительно.
Певец быстро оглянулся на нее и молча продолжил собираться.
– Элий, там ведь происходит что-то плохое…
– Да, уже произошло.
– Откуда ты знаешь?
– Слышал. Твой муж мертв, – резко сказал он, быстро накидывая на себя грязную тунику садового раба.
– Что? – На глазах Тицианы выступили крупные слезы. – Это неправда!
– Правда. Дай мне пройти.
– Как ты смеешь так грубо со мной говорить?
– Ты больше не императрица, а Пертинакс лишился головы. С чего бы мне быть ласковым!
Тициана в ужасе смотрела на того, кого так нежно любила. Лицо Элия было злое, напряженное.
– Ну же, дай пройти, не загораживай мне проход! – крикнул певец.
– Ты больше не любишь меня? – пробормотала, растерянная, убитая горем Флавия Тициана.
– Нет, больше не люблю. Извини! Надеюсь, ты все поймешь. Могла бы и раньше понять, что я тебя ублажаю не потому, что безумно люблю, а из-за того, что твой муж был сначала префектом Рима, а потом императором. Но теперь всё – притворства в сторону. Мне здесь больше делать нечего. И тебе советую бежать из дворца Августов, пока преторианцы сюда не добрались. Они убили Пертинакса. Как думаешь, пожалеют тебя?
И так как Тициана от горя и предательства совсем обессилела, она медленно сползла на пол, опираясь спиной о дверной косяк. Элий перешагнул через ее ноги и, не сказав больше ни слова, ни оглянувшись, побежал прочь.
– Будь ты проклят! – еле вымолвила Тициана.
Марция была у себя в кубикуле – лежала и, тихонько плача, вспоминала Марка Квинтиллиана. Прибежала ее рабыня Прима с расширенными от ужаса глазами. Она рассказала, как во дворец Флавиев ворвались сотни разъяренных преторианцев и убили императора. Марция быстро поднялась и села. Загадочная и немного печальная улыбка блуждала по ее лицу, слезы высохли сами собой.
– Я хочу его видеть, – сказала она и взяла лежавшую рядом красную тунику, подаренную ей когда-то Коммодом.
– Госпожа, умоляю, не ходи туда! – воскликнула Прима и упала на колени. – Преторианцы, как сумасшедшие! Они опьянены кровью! Тебя могут убить, ведь они все время повторяют: «Коммод, Коммод!» А ведь тебя обвиняют в его гибели! Что сделают преторианцы, увидев тебя?! Ведь они не побоялись расправиться с самим императором! И Эклекта, твоего мужа, тоже убили!
– Эклект мертв? – усмехнулась Марция. – Значит, я свободна! Что же мне делать, как ты думаешь?
– Бежать, как сейчас бегут отсюда все, кто могут!
– А Флавия Тициана жива? – озабоченно спросила Марция. – Ее не тронули преторианцы?
– Нет.
– Где же она?
– Я видела, как она шла к Элию. Они, наверное, побегут вдвоем. И нам надо поскорее уносить отсюда ноги!
– Нет, Прима, я не могу и не хочу жить где-то в другом месте. Я не побегу. Если мне суждено умереть, то только здесь.
Прошли не меньше двух часов, опасений, неизвестности, пока наконец Марции все это не надоело и она, держась прямо, с гордо поднятой головой, в красной тунике пошла переходами во дворец Флавиев. Она видела опрокинутые канделябры, разбитые статуи, брошенные вещи, открытые сундуки – дворцовая челядь, убегая, творила хаос и прихватывала с собой что могла.
Сердце Марции забилось сильнее, когда впереди показался перистиль. Она боялась встретить преторианцев. Но там никого не было. Преторианцы ушли. Фонтан с тритонами, дельфинами и Нереем журчал, как и прежде. А неподалеку от него лежало два тела в лужах крови – изрубленных и обезображенных до неузнаваемости. Марция, преодолевая дурноту, подошла ближе и посмотрела на то, что еще недавно было императором Пертинаксом и смотрителем дворца Эклектом.
– Это вам за Квинтиллиана! – зло промолвила Марция, еле сдерживаясь, чтобы не плюнуть на трупы.
Глава двадцать первая
Префект Рима Сульпициан вошел в преторианский лагерь в сопровождении ста пятидесяти вигилов в полной неуверенности в собственной миссии. Выбравшись из паланкина, он велел подошедшему преторианцу привести к нему трибунов преторианских и городских когорт. Преторианец с серьезным видом пошел выполнять приказ, однако на зов префекта Рима никто не явился.
Преторианцы, хаотично передвигающиеся по каструму, поглядывали на вигилов и Сульпициана с явным пренебрежением.
Сульпициан прождал не менее получаса, но к нему так никто и не подошел. Стараясь не терять самообладания, префект двинулся в сторону претория, взяв с собой двадцать вигилов для охраны. Тут он и повстречал трибунов когорт, идущих к нему навстречу. Трибуны смеялись, от них пахло вином.
– Почему вы заставляете префекта Рима вас ждать? – прикрикнул Сульпициан, но его старческий голос зазвучал очень неубедительно.
– А что такое? – удивился трибун Флавий Гениал.