На лице мамы была легкая, нежная улыбка, но вдруг она сменилась грозной гримасой, как только она заметила меня. Сердце заколотилось от страха, я понимала, что дело плохо, но она будто приковала меня к месту, я не могла ни вдохнуть, ни пошевелиться. Мама сделала плавный жест, едва касаясь воды, и гигантская волна двинулась в мою сторону. Все внутри меня кричало о том, что нужно уносить ноги, уползать, дать себе пару «лещей», чтобы очнуться, да сделать хоть что-нибудь, но тело спокойно сидело на земле. Все говорило о том, что это сон, но он был слишком реален. Я будто действительно находилась в этом самом месте, и меня настигала неминуемая смерть, а я не могла противиться этому. Волна на секунду замерла, а потом обрушилась на меня с громким рокотом, забирая в водную пучину. Последнее, что я увидела, было лицо мамы, исказившееся в коварной улыбке.
Я попыталась задержать дыхание, но из-за сильной паники мне вскоре пришлось вдохнуть, и вместо желаемого воздуха в легкие попала вода, отчего я стала неистово кашлять, набирая в себя все больше и больше жидкости. Теперь гладь озера вовсе не была кристально чистой и голубой, она была черной и непроглядной. Я молотила руками, отчаянно выбираясь на поверхность, но будто сама вода удерживала меня. Легкие горели от недостатка воздуха и набравшейся воды, сердце колотилось, вырываясь из грудной клетки. Наступала асфиксия. Было безумно больно, я не могла ни дышать, ни задерживать дыхание. Повсюду была вода: внутри меня, вокруг меня, надо мной и под. Я закрыла глаза, стараясь успокоиться, но это было практически нереально. Я вдыхала, и все тело сжималось от раздирающей, проникающей всюду, беспощадной и головокружительной боли. Голова совсем перестала соображать, я потеряла счет времени. Глаза закрылись, и мое поверженное тело пошло на дно.
POV Адам
Я пытался поесть, потому что того требовал желудок, хотя моральное состояние абсолютно противоречило желанию органа пищеварения. Меня мучило то, что я не смог уберечь Нину от этой безумной старухи. Я уже извинился перед ней, но все равно мне не давало покоя эта ситуация. Да и разве извинения способны исправить ситуацию? А еще эти вибрации, они буквально не давали дышать. Это моя проблема, и я должен был держать это в себе, но мне хотелось довериться ей, поэтому я произнес вслух свои мысли. Она даже не удивилась и не посмотрела на меня странно, хотя еще сегодня ночью убеждала, что я псих.
Последовало предложение коснуться ее, и все во мне отозвалось на ее прекрасный голос. Я хотел коснуться ее, и не только, но упрямо тормозил себя каждый раз, когда между нами что-то происходило. Слишком рано, мне не хотелось испугать ее своим напором. Эта милая девушка, представшая передо мной на четвереньках и со смущенным лицом, заслужила большего. Признаюсь, это зацепило меня. Она была неуклюжей, странной, но это не смотрелось плохо, как будто так и должно было быть. Эти черты делали Нину необычной, особенной. И я…тянулся к ней из-за этого.
Медово-зеленые глаза выжидающе глядели на меня, но я не пошевелился: слишком боялся испортить ее, случайно сорвать лепесток с этого прекрасного цветка. Ведь мне постоянно приходилось держать себя в тисках здравого смысла, говоря, что еще слишком рано, что я ничего не чувствую, что мне не нужно это. А потом обнимал ее, целовал и думал только о ней, не в состоянии переключиться на что-либо другое. Видимо, слово «контроль» забывалось, когда дело касалось Нины.
Неожиданно она поднялась со стула, пробормотала что-то и приблизилась ко мне, склонив голову и сжав тонкими чуткими пальцами грубоватую ткань моей толстовки. Ее губы нашли мои и стали целовать. Что она творит? Поцелуй девушки был нежным и легким, как перышко, но затем перешел в более глубокий и умоляющий.
Я заметил, что целую ее так же неистово, как и она меня. Голова буквально пошла кругом от прикосновений и запаха ее волос и кожи, и я услышал нечто прекрасное. Эту мелодию, когда я касался Нины и будто бередил струны ее души, заставляя их петь эту музыку. Меня ломало изнутри каждый раз, когда находился в тактильном контакте с Ниной, потому что мелодия была настолько оглушающе-прекрасной, что сил не хватало выдержать такого давления.
Я посадил девушку к себе на колени, но затем поднялся и стал вжимать ее в себя с такой силой, словно хотел поглотить. Я упивался вкусом ее страстных трепещущих губ, она тяжело дышала, прижимаясь ко мне при вдохе. Наши языки выделывали что-то невероятное, я и не подозревал, что она умеет так целоваться, с виду Нина выглядела хрупкой фарфоровой куколкой, совершенно невинной и чистой. Ее хотелось оберегать, защищать, дать все, что ей захочется взять, и я совершенно не знал, откуда во мне все это. Почему мне так отчаянно хотелось быть рядом и защищать? Я даже не знаю ее.