Превосходный случай

Бовель закрылъ глаза и, по видимому, впалъ въ тихій сонъ. Лавочникъ кашлянулъ; больной не шевелился.

— Господинъ Бовель!

Отвѣта нѣтъ.

— Прекрасный другъ мой!

Глубокое безмолвіе.

— Вы спите?

Продолжительное молчаніе.

— Что же вы скажете о трехъ тысячахъ франковъ?

Бовель открылъ глаза.

— Раменъ, сказалъ онъ голосомъ наставника: — ты совершенный глупецъ: развѣ ты не знаешь, что этотъ домъ приноситъ мнѣ четыре тысячи?

Въ этихъ словахъ заключалась чистѣйшая ложь, и лавочникъ зналъ это, но онъ имѣлъ свои причины принять ихъ за сущую правду.

— Праведное небо! воскликнулъ онъ съ видомъ совершенной невинности: — кто могъ подумать это, въ то время, какъ жильцы постоянно бѣгутъ отсюда! Ну такъ что же, четыре тысячи, что ли? — Согласитесь на этомъ: вѣдь, право, четыре тысячи весьма довольно.

Бовель еще разъ закрылъ глаза, пробормоталъ: «нѣтъ! это обыкновенный годовой доходъ — совершенные пустяки!», сложилъ на грудь руки и, повидимому, располагалъ спокойно заснуть.

— Вотъ никакъ не полагалъ встрѣтить въ немъ такого дальновиднаго дѣлового человѣка! сказалъ Раменъ, съ видомъ изумленія; но, къ несчастію, всемогущая лесть не помогла ему и на этотъ разъ. — Такого проницательнаго человѣка! продолжалъ онъ, украдкой бросая взглядъ на старика, который оставался въ неподвижномъ положеніи. — По всему видно, что онъ хочетъ вытянуть изъ меня еще полъ-тысячи франковъ!

Раменъ сказалъ это такимъ голосомъ, какъ будто пять съ половиною тысячъ франковъ уже были предложены и какъ будто они составляли верхъ желаній Бовеля. Но и эта хитрость не имѣла надлежащаго дѣйствія: больной не шевелился.

— Но послушайте, мой добрый другъ, говорилъ Раменъ убѣдительнымъ тономъ: — иногда люди при всей ихъ проницательности, при всей ихъ дальновидности попадаются въ просакъ. Какъ же вы хотите, чтобы я назначилъ вамъ уплату гораздо больше этой, въ то время, какъ здоровье ваше находится въ цвѣтущемъ состояніи, и вы надѣетесь прожить очень долго?

— Почему знать, быть можетъ, выпадетъ такой денекъ, что я и умру, спокойно замѣтилъ старикъ, очевидно желая примѣнить къ дѣлу вѣроятность своей собственной смерти.

— Надобно надѣяться, что это правда, проворчалъ лавочникъ, начинавшій выходить изъ терпѣнія.

— Согласись со мной, Раменъ, ласковымъ тономъ продолжалъ Бовель: — ты вѣдь черезчуръ смышленый человѣкъ и въ самое короткое время можешь удвоить дѣйствительную цѣнность дома. Я спокойный, сговорчивый и не жадный до денегъ человѣкъ; въ противномъ случаѣ этотъ домъ принесъ бы мнѣ по крайней мѣрѣ восемь тысячь франковъ въ годъ.

— Восемь тысячь?! съ негодованіемъ воскликнулъ лавочникъ. — Да у васъ нѣтъ совѣсти! Полно какъ упрямиться! Шесть тысячь франковъ въ годъ (но только замѣтьте, я не назначаю шести тысячь) весьма значительный доходъ для человѣка съ вашими привычками. Полно упрямиться, мой другъ!

Но Бовель оставался глухъ къ убѣжденіямъ Рамена и снова закрылъ глаза. Это положеніе его съ закрытыми глазами, длившееся цѣлыхъ четверть часа, принудило Рамена предложить ему семь тысячь франковъ.

— Такъ и быть, Раменъ, — согласенъ, хладнокровно сказалъ старикъ: — увѣряю тебя, что ты съ чудеснымъ барышомъ.

И вслѣдъ за тѣмъ приступилъ къ больному сильный кашель.

Выходя изъ комнаты, Раменъ встрѣтился съ старой Маргаритой, которая все время подслушивала у дверей и готова была при этой встрѣчѣ растерзать его, за то, что онъ «вовлекъ въ обманъ ея бѣднаго, добросердечнаго господина», — но ограничилась тѣмъ, что шопотомъ разбранила его. Лавочникъ перенесъ это весьма терпѣливо: почему же при подобномъ случаѣ не сдѣлать снисхожденія раздраженнымъ чувствамъ старой служанки? Раменъ потеръ себѣ ладони и въ самомъ пріятномъ расположеніи духа пожелалъ Маргаритѣ пріятнаго вечера.

На другое же утро контрактъ былъ подписанъ, къ крайнему негодованію Маргариты и къ величайшему удовольствію договаривающихся сторонъ.

Всѣ сосѣди восхищались счастіемъ и дальновидностью Рамена, потому что старику, судя по слухамъ, съ каждымъ даемъ становилось хуже а хуже; и ясно было для всѣхъ, что Рамену не прядется заплатить по контракту даже и за первую четверть перваго года. Маргарита, побуждаемая гнѣвомъ, старалась разглашать исторію всѣмъ вмѣстѣ и каждому порознь. Сосѣди слушали, кивали головами и съ полнымъ убѣжденіемъ твердили, что Раменъ умнѣйшій человѣкъ.

Прошелъ мѣсяцъ. Въ одно прекрасное утро Раменъ, спускаясь съ верхняго яруса, гдѣ дѣлалъ нагоняй бѣдной вдовѣ, не доставившей въ срокъ квартирныхъ денегъ, услышалъ на лѣстницѣ легкіе шаги. Когда онъ переступилъ еще нѣсколько ступенекъ, передъ нимъ явился статный, цвѣтущій здоровьемъ, веселый мужчина, въ образѣ господина Бовеля. Раменъ остолбенѣлъ.

— Ну что, Раменъ, весело сказалъ старикъ: — какъ поживаешь, дружище? Ты вѣрно мучилъ наверху бѣдную вдову? Напрасно, напрасно! Не забудь, что если намъ хочется жить, то не должно отнимать и у другихъ возможности….

— Господинъ Бовель, сказалъ Раменъ глухимъ голосомъ: — позвольте спросить, куда же дѣвался вашъ ревматизмъ?

— Представь себѣ, мой другъ, прошелъ, — совершенно прошелъ.