Однако не только на фронтах велись сражения. В столь тяжкое для страны время создавалось столь много возможностей для личного возвышения и обогащения, что творящееся в тылу противостояние различных союзов, групп по интересам и объединений тоже можно было назвать самой настоящей войной. Это СССР прошел Вторую Мировую Войну с лозунгом «Все для фронта! Все для победы!». И даже тогда, при том суровом институте наказаний, некоторые личности умудрялись воровать вагонами, а то и целыми составами. Творящееся же ныне, как во всем мире, так и в Российской империи, можно было охарактеризовать исключительно фразой из мультипликационного фильма «Остров сокровищ». «Деньги-деньги, дребеденьги, позабыв покой и лень, делай деньги, делай деньги, а остальное все дребедень, а остальное все дребебедень!» — именно так восприняли начало мировой бойни международные финансово-промышленные круги, имеющие в России немалые активы и интересы. Вот в этот клубок змей и угодили трое гостей из будущего, неожиданно для многих оказавшись хозяевами, не каких-то там третьесортных заводиков, а целого ряда очень доходных производств, конкурентов которым в империи практически не имелось. Благо воспитать достойную смену молодых летчиков и передать им свой опыт они успели до того, как накопившиеся производственные, и не только производственные, вопросы потребовали от Егора с Михаилом убыть в тыл и даже покинуть пределы Российской империи.
Облокотившись на покрытое ледяной коркой леерное ограждение уносящего его в далекую Англию парохода, Озеров Егор Владимирович кинул последний взгляд на все еще виднеющийся вдалеке порт Архангельска, после чего, поддавшись нахлынувшему негодованию, сплюнул за борт и направил свои стопы в выделенную летчикам каюту. На дворе стояли декабрьские морозы, и потому находиться вне обогреваемого помещения было уж очень некомфортно.
Почти семь месяцев минуло с тех пор, как его отозвали с фронта приказом командующего ИВВФ. Впрочем, даже без получения этого самого приказа, он признавался самому себе тогда, что делать ему на передовой более нечего. Мало того, что к окончанию весенних боев в Восточной Пруссии пилотов в 1-ом полку штурмовиков оставалось куда больше, нежели способных произвести вылет аэропланов, так еще и львиная доля боеприпасов подошла к концу, отчего в последние дни подходящего к логическому завершению сражения парням приходилось довольствоваться применением исключительно пулеметного вооружения.
Да, в тот раз противник познал истинный ужас доминирования в небе русской авиации. Сколько сотен транспортных колонн было разгромлено! Сколько тысяч вражеских солдат навсегда остались лежать по обочинам многочисленных дорог! Сколько десятков, а то и сотен пушек, впоследствии прибранных трофейными командами, немцы были вынуждены бросить в пути, потеряв всех лошадей! Никогда прежде враг не получал от крылатых боевых машин столь болезненной оплеухи за столь короткое время! И вот теперь ему приходилось оставлять за спиной родную землю, чтобы провести следующие полгода на чужбине, обучая английских отчаянных парней искусству пилотирования ШБ-2. А где-то там, под ногами, в трюмах парохода, покоились четыре десятка планеров этих грозных боевых машин, постановка которых на вооружение авиации союзников не обошлась без личного вмешательства самого императора. Нахлынувшие вместе с негодованием воспоминания мгновенно унесли его в прошлое, ко времени той самой беседы, последствия которой, как минимум, на пару лет вперед обозначили тот путь, что предстояло преодолеть ему и его друзьям.
— Эх, и ведь что обидно, совсем немного не хватило! — мысленно добавив еще пару крепких слов, Михаил аж прихлопнул ладонью по столу от обуявшего его разочарования. Приснопамятное купание в холодных весенних водах Черного моря, когда он, спасаясь от огня с немецких кораблей, вынужден был нырять под остатки своего сбитого аэроплана, не прошло бесследно. Свыше двух недель строгого постельного режима потребовались уже не молодому организму, чтобы справиться с последствиями переохлаждения. И примерно столько же времени ушло на последующую реабилитацию, отчего прибытие в Варшаву для запланированной встречи с друзьями произошло лишь в середине мая. Здесь-то он и узнал, так сказать, из первых рук, обо всех перипетиях наступления в Восточной Пруссии.