Превращение

Я выбрался из своей ложбины и вытер грязь с рук. Все вокруг танцевали парами или небольшими группами. Услышав смех Финна, я поднял голову. Он танцевал в кругу шестерых шелки, плотно прижав руки и отбивая сложные ритмичные шаги, которым я не был научен. Его лицо сияло от восторга. Одним из тех, кто держал его за руки, был вожак их клана.

* * *

Как я мог дожидаться рассвета? Моя шкура нужна была мне уже сейчас. Мне надо было надеть её прямо перед Финном и его кланом.

Я словно видел это: широко раскрытые от удивления и восхищения глаза, голоса, просящие простить их. «Нам следовало подумать, – скажут они. – Разумеется, Луна заботится о своих в эту ночь всех ночей!» Я скромно улыбнусь, принимая извинения, а потом мы с Финном, перекатываясь на брюхе, залезем в воду, чтобы кувыркаться, толкаться и делать сальто назад. Мы будем нырять в пучину, вращаясь вокруг своей оси, пока вожаки наших кланов не постучат по поверхности ластами, чтобы сообщить нам о том, что пора отравляться в обратный путь, и Финн скажет, что хочет плыть со мной.

Нужно было дождаться рассвета, и это удерживало меня от того, чтобы броситься к пещере немедленно. Я заставлял себя сидеть на месте, чувствуя, как камни впиваются в спину, и ждал, что Финн увидит меня и подойдёт.

Одна пара танцевала так вдохновенно, что вокруг собралась целая толпа почитателей, желающих поддержать её. Я увидел взмах руки и волну чёрных волос. Потом кольцо зрителей разомкнулось, открыв пару танцующих, чьи лица сияли, а чувственные шаги следовали один за другим. Притяжение между ними было столь сильным, что напоминало приливы и…

Это были мама и Лир!

Я аж пошатнулся от такой перемены. Я всегда находился в центре маминой жизни, и это не обсуждалось. Это казалось естественным всякий раз, когда остальные куда-то уплывали либо когда над волнами появлялся плавник косатки. Но то, как она сейчас смотрела на Лира…

Я сжал кулаки. Мама может делать что хочет. Наступит рассвет, и у меня появится шкура. В кровь начнёт поступать кислород для глубоководных погружений, а ласты позволят мне мчаться быстрее всех в клане. Маме не придётся всякий раз отставать из-за меня.

Танец завершился под восторженные крики зрителей. Затем мама пробежала глазами по толпе собравшихся, высматривая меня. Я не мог даже и помышлять о том, что она, как всегда, подбежит ко мне и веселье в её глазах сменится теми же думами, которые не давали покоя мне: «Как? Когда?» Поэтому я остался стоять на месте, помахав ей рукой (мол, у меня всё в порядке), и затем растворился в толпе.

Кормак и вожак клана Финна беседовали, близко склонив головы. Это означало, что Финн свободен. Я пошёл высматривать его.

Банкет продолжался внизу, на плоских камнях. Финн сидел сам по себе, глотая креветок.

Я подбежал к нему:

– Вот ты где!

Он испуганно огляделся, затем схватил меня за руку и притянул к валуну.

– Слушай, – сказал он шёпотом. – Мне больше нельзя с тобой разговаривать.

Сердце моё упало.

– Они говорят, – он замолчал и глубоко вздохнул, собираясь с духом, – они говорят, что ты опасен для нас.

– Зачем я буду вредить тебе? – спросил я. – Ты же мой друг.

– Дело не в том, что ты сам захочешь это сделать. Это может произойти случайно. Ты можешь привлечь внимание людей, и они заметят нас. Они поймут, что мы не тюлени. Они поймают нас и отправят в зоопарк.

– Куда?

– В зоопарк. Там люди запирают тебя в металлическую клетку, чтобы другие глазели. Один из старейшин жил на суше некоторое время, а потом рассказывал нам о зоопарках и цирках, где заставляют делать дурацкие трюки ради развлечения. Мы, заметив приближение людей, попытаемся уплыть, а ты не сможешь угнаться за нами.

Я хотел что-то ответить, но всё, что я мог, – это мотать головой всё сильнее и сильнее.

– Может быть, я останусь, чтобы помочь тебе, – продолжил Финн. – Так ведь поступают друзья. И меня в итоге поймают. Это слишком большой риск. И дело не только в людях. Есть же ещё косатки и белые акулы: когда они на твоём пути, иногда только миг отделяет от опасности. Ты слишком медлительный со своими плескающимися…

– Я не плескаюсь! – крикнул я. – К тому же это неважно, потому что я превращусь. И ради этого я здесь!

– Говорят… – он резко замолчал. По его лицу, словно пена прибоя, пробежало сострадание.

В тот момент я хотел уйти, убежать прочь через скалы куда глаза глядят. И в то же время я не мог ничем себе помочь.

– Что… – слова путались, – что говорят?

Он ответил так тихо, что мне пришлось напрячь уши, чтобы услышать его:

– Не все превращаются, знаешь ли.

Во мне что-то сломалось. Моя рука взлетела, и я оттолкнул его на шаг.

– Я получу свою шкуру!

– Если твоя человеческая часть сильнее, то нет. Некоторые из вас не превращаются. Они навсегда остаются такими…

В этот раз я толкнул его так сильно, что он упал. Я взгромоздился на него, сжав кулак для удара. Он перебросил меня, оказавшись сверху, и прижал мои руки к земле, пытаясь удержать их. Я рванулся и, высвободившись, опрокинул его на спину на камни. Креветки и кальмары разбежались. Мы вскочили на ноги и, чуть пригнувшись, замахнулись друг на друга…