С выпученными глазами поскакала к медсестреам, которые, к слову, в нашей больнице отличаются невероятным человеколюбием и отзывчивость. Ощущение, что их специально набирали для того, чтобы женщины больше никогда не приходили рожать.
Ворвалась в сестринскую с горящими глазами, надеясь новостью об отошедших водах осчастливить весь мир! Мне казалось, моя новость запустит мощную шестеренку глобальных событий моей жизни. Ка-ак скажу, и каа-к начнётся. Все сразу начнут меня поздравлять, забегают туда-сюда, прикатят мне носилки, положат меня, с трех сторон обмахивая опахалами из павлиньих перьев. А потом вызовут срочно доктора Хауса, он сорвется с постели, схватит свой чемодан, вылетит внеочередным рейсом. Ну а как же? Я ведь рожаю! Не поздравили, не положили и не Вызвали. Даже не взглянули в мою сторону. Продолжили пить чай и вести беседу, будто не человек тут на пороге материнства, а муха залетела.
Не поняли, наверное.
Рожаааюю, говорю, вот даже воды отошли, я точно знаю, я читала.
Толстая тетка потеснила меня в проеме двери своим небеременным, но совсем неслабым животом, подтолкнув меня в коридор, вышла со мной.
– Чего орешь, – говорит – Так рожаю же вот, и воды.
– Тут все рожают. Воды у нее. Тряпку возьми и убери все, что налила.
Иди-иди. Придут к тебе.
Я побрела за шваброй, судорожно вспоминая все. что успела прочесть о самостоятельных родах. В ванне вроде рожают. Где тут ванна? Где швабра – там и ванна.
Не обманули, пришли за мной. Переодели, забрали вещи, повели коридорам. Хотелось сложить руки за спиной и склонить повинно голову.
Рожала я на другом этаже. В предродовой палате оказалась одна. С медсестрой, которая заранее обещала помочь. До сих пор дружу с этим чудным человеком.
Уложила она меня на кровать, подключила аппарат по измерению схваток. Я достала контрабандой вынесенную иконку с молитвой на благополучное родоразрешение, и начала рожать.
Почему контрабандой, кстати? А потому что телефон мне с собой взять разрешили, а вот зарядное устройство – нет. Объяснить. что одно без другого не работает, я не смогла. Изловчившись, жестом факира всунула под обложку телефона тоненькую иконку, и, идя по длинным коридорам к своей одиночной камере, все боялась выронить ее и попасться до суда.
Какое-то время спустя, начались схватки. – Ха, – думала я, – все эти ужасы схваток – удел слабых женщин. Нам, спортсменам, эти боли нипочем. Мы еще, рожая, петь и плясать будем.
Уверовав в свои супергеройские способности, я углубилась в мировую сеть, изучая технику дыхания при схватках.
Потыкавшись в ватсап, обгаружила к своему удивлению, что ночью все спят, невзирая на то. что я рожаю. Удивившись в очередной раз, что сия новость не стоит до сих пор в списке экстренных новостей первого канала, я продолжала учиться дышать.
Моя медсестра легла спать на соседней кровати и сказала мне тоже отдохнуть и набраться сил.
Ага! Отдохнуть! Какое там. Мне рожать, а тут отдыхай попробуй.
Спать не могла совсем. К счастью, оказалась онлайн моя сильно беременная сестра. Когда уже уснула и она, решила отдохнуть и я.
Медсестра мирно посапывала на соседней кровати. Как впоследствии потом говорила она, такая терпеливая роженица попалась ей впервые. "Я даже смогла поспать практически всю ночь" – рассказывала она. А я и правда терпела. За исключением погнутой спинки кровати. я не нанесли ущерба ни больнице, ни персоналу.
Начались схватки. Я тоже о них читала, потому не испугалась и даже обрадовалась. Еще больше я обрадовалась, когда поняла, что не так страшен черт. ну не больно было мне.
– Ха, – думала я, – и об этой боли мне говорили? Если это схватки, то я готова родить еще троих, не выходя из этой палаты. С такими радужными мыслями я подходила к своему первому материнству.
Спустя несколько часов я приступила к изменению формы больничной кровати. Упершись в спинку, я ждала новой схватки, и в самый ее пик налегала на нее всем телом. Годы в тренажерном зале не прошли зря. В начале двенадцатого часа схваток железная спинка была выгнута наружу.
Ко мне в родовую палату подселили девочку с показанием на кесарево по зрению. Она сидела на кровати и радостно трещала, болтая ногами. Ее должны были просто проооперировать через час. Ей хотелось поговорить.
А так как в палате не было никого, кроме меня, то хотелось поговорить ей со мной. Мне же поддерживать беседу хотелось меньше всего, а хотелось засунуть простынь ей в рот, доломать кровать, убить весь медперсонал, ворваться в операционную, найти скальпель, прокесариться самостоятельно, закончить на этом всю книгу.
По истечение двенадцати часов меня разрезали. Я не слышала крика своего первенца, так как была под наркозом. Но очнувшись, вырвала все капельницы и провода, вскочила, и как кантервильское привидение, поскакала искать сына. Медперсонал реанимации что-то праздновал.