Преврати меня

Столовая находилась на первом этаже, напротив раздевалки. Скоро к нам от парадного входа пробился охранник. Кто-то уже бежал с медсестрой, но мужчина не стал ждать, просто поднял брата на руки и вынес из толпы.

Мы шли довольно быстро. Я поддерживала Сане голову. Ноги брата чуть заметно дергались. Медсестра встретилась нам на полпути к ее кабинету.

— Что с ним? — отрывисто спросила она.

— Эпилепсия, — ответила я.

— Не надо было его поднимать, — рассердилась она.

— Уже все, — ответил охранник.

Саню принесли в медпункт и положили на койку. Сестра сделал ему укол валиума, но ничего не изменилось. Прошла минута.

— Что-то не так, — сказала она. — Приступ должен проходить на игле.

— Я вызвал «скорую», — сообщил охранник.

— У него первый припадок? — спросила сестра.

— Второй большой, — ответила я.

— Не эпилепсия у твоего братика, деточка, — сообщила сестра. — Эпилептический припадок от такого укола проходит моментально.

— Больно, — еле слышно прошептал Саня.

Он все еще жаловался — протяжно, неразборчиво, мучительно. Женщина — у нее самой дрожали руки — вытерла ладонью пот со лба брата, потом пощупала его живот, смерила давление и пульс.

— Мышцы расслабляются, — сказала она, — а боль не уходит.

Медсестра открыла прозрачный шкафчик в углу кабинета, обломала ампулу, вытянула ее содержимое и сделала Сане второй укол. Я держала брата за руку. Сжимала и разжимала ее, теребила его пальцы. Прошла еще минута, и он ответил на мое рукопожатие.

— Саня, — позвала я.

— Я упал, — тихо сказал брат. Его взгляд сосредоточился на лице женщины.

— Дата твоего рождения? — спросила она.

— Шестнадцатого декабря девяносто восьмого, — медленно ответил Саня. Он попытался сесть. Сестра легким движением руки опустила его обратно на койку.

— Еще больно? — поинтересовалась она.

— Нет, — ответил брат.

— Уж не знаю, хорошая это или плохая новость, — ворчливо сказала женщина, — но приступы твои — это не эпилепсия.

Она посмотрела на меня.

— Если будет повторяться, всем врачам говори, пусть с валиумом колют анальгин. А то он умрет от болевого шока. Запомнила, девочка?

— Анальгин, — повторила я.

— Что вы пугаете детей, — возмутился охранник. — Не умрет ее брат. Не умирают такими молодыми.

— Если бы, — негромко буркнула медсестра, потом снова посмотрела на меня.

— Родителям ты звонила?

Так выходит, что, когда мне просто что-то нужно, я всегда говорю с отцом, а когда что-то случается, то с мамой. Я опомнилась, набрала ее номер, договорилась, что она будет нас с братом искать прямо в больнице Майского.

«Скорая» приехала через полчаса. На этот раз мы там ехали вместе. Это было не как в кино. Саню не клали на каталку и не одевали кислородную маску. В салоне не горел свет. Там было серо и бесприютно. Я смутно помню ряды полок и шкафчиков, перетянутые красными и черными трубками от каких-то аппаратов.

Санитары были в синих комбинезонах. Они сидели в кабине и весело о чем-то разговаривали. Один из них порой оборачивался и смотрел на Саню.

— Как дела? — спрашивал он.

— Все ок, — сонно отвечал ему брат.

Мы ехали, и нас трясло, потому что дороги до Фальты плохие. Я держалась за обмотанный изолентой поручень на борту салона.

* * *

На этот раз в больнице Саню не оставили.

— Он заторможен, — сказал врач, — но это нормально после припадка и валиума. Заторможенность — единственное отклонение.

Разговор происходил в коридоре больницы. Брат дремал у меня на плече. Мама встала навстречу медику.

— И что теперь? — спросила она.

— Везите его домой, — ответил он. — Пусть отсыпается. И на будущее. «Скорую» вызывать не обязательно. У мальчика стоит диагноз, он наблюдается у одного врача. Случился припадок — звоните не в «скорую», а этому врачу. К нам его везти нужно, только если зафиксируют эпилептический статус.

— Как это? — переспросила мама.

— Когда припадок длится дольше десяти минут или повторяется в течение часа, — объяснил врач.

— Понятно, — каменным голосом сказала мама.

Я донесла до нее идею медсестры о том, что у Сани не эпилепсия. И теперь она передала ее доктору.

— Все исследования показывают обратное, — сказал тот.

Мама усомнилась.

— Это всего лишь мнение школьной медсестры, — отрезал эпилептолог. — Она все правильно сделала, и у меня к ней никаких претензий. Но ставить диагноз — это не ее работа.

Слушая этот разговор, я впервые подумала о смерти брата. Не так, как думала о ней во время его первого припадка, и не так, как думала о ней, когда в столовой вокруг него собралась толпа. Раньше страх смерти был мгновенным и смешивался с чувством непосредственной угрозы. Теперь он поселился где-то глубоко внутри.

«Саню могут не вылечить, — прошептал голос у меня в голове, — они могут ошибаться».

Лед уже проломился. И теперь мы все, вся семья, падали в снежной пустоте. Впереди был только холод абсолютного нуля.

* * *