Преврати меня

— Что-то случилось? — спросил Саня.

— Нет, просто тот человек…

— Он идет за нами? — голос брата был спокойным, даже довольно живым.

— Нет.

Мы вышли на дорогу.

— Осторожно, — предупредила я, выводя Саню на утоптанные колеи.

— Так что тот человек? — снова поинтересовался брат.

— Это его я видела на веранде дома с аистами, — объяснила я.

Через десять минут до нас добежала мама.

* * *

Саня на пять дней лег в больницу. Вернулся домой в последние дни ноября, со следами уколов от капельницы на руках. Зрение возвращалось медленно. Учеба была забыта. Похоже, мама наконец признала, что Саня не успеет окончить школу за отпущенное ему время.

— Помнишь, у меня был брелок с вороном? — спросил брат на второй день после возвращения.

— Да, — подтвердила я.

…Ты купил его как раз перед тем, как заболеть…

— Его нигде нет, — сказал Саня. — Может, он остался в снегу там, где я упал неделю назад.

— Я посмотрю, — обещала я и выполнила его просьбу: полчаса копалась в снегу. На меня странно посмотрели проходящие мимо тетки. Брелок я не нашла. Позже мы с братом сошлись на том, что кто-то его подобрал.

* * *

Я помню, как в начале декабря проснулась ночью оттого, что меня гладят по голове. В полусне мне казалось, что я совсем маленькая и что это делает отец. Сейчас я открою глаза, и он скажет: «Привет, Пушистик, пора вставать в садик».

— Папа? — я открыла глаза.

— Ничего, что я тебя потревожил? — спросил Саня.

Я вздохнула и перевернулась на спину. Брат смотрел на светлый квадрат окна. На лице — еле заметный отсвет далеких уличных фонарей.

— Неважно, — ответила я. — Ты уже это сделал.

— Я умру, да?

— Саня, мы все умрем.

— Я не увижу, как на деревьях распускаются почки, и не застану возвращения аистов, — прошептал брат.

Я села. Его глаза блестели в темноте.

— Ложись спать, — посоветовала я.

— Скажи, — попросил он.

Его колено касалось моего бедра. Его тело было лихорадочно теплым. Я молчала. Он смотрел на меня.

— Да. Ты это хотел услышать?

Он отвел взгляд.

— Ты разозлилась?

— Нет, — ответила я.

— Это так странно, — сказал Саня. — Все знают, что я умру. Ты знаешь. Мама знает. Папа знает. Я знаю. Осталось совсем недолго.

Он снова посмотрел на меня. Диковатый взгляд.

— Я иногда думаю о том, что буду делать после твоей смерти, — сообщила я.

— Что? — спросил брат.

— Плакать, — ответила я. — Все станет пустым. Двухъярусная кровать… Ты больше не будешь скрипеть у меня над головой…

Я замолчала. Просто не могла больше говорить. Второй ярус больше не будет нужен. Второй стол в комнате — тоже. В ванной — на зубную щетку меньше. За столом на кухне — три стула. Я буду одна ложиться спать. Я буду одна вставать утром и одна идти в школу. Мы никогда не построим домик на дереве. У Сани никогда не появится девушка, он не будет ни учиться, ни работать, ни растить своих детей, ни стареть. Он не будет смеяться и шутить. Пол не будет скрипеть под его ногами. Он не будет дразнить меня и обижаться на меня, когда я уйду гулять с соседским мальчишкой.

Он не будет.

— Пойдем во двор, — позвал Саня.

Я молча встала с кровати, потом, шокированная собственной беспрекословной покорностью, поинтересовалась:

— Зачем?

— Кое-что проверить, — сказал брат.

Я пошла за ним.

Глава третья. Друг Зверей и Птиц

День. Я, кажется, проголодалась, и у меня серьезно болят рука и спина. Приходится все время менять позу. Я думаю, что родители вернулись домой. Полчаса назад? Два часа назад? Может, у нашего дома уже стоит милицейская машина. А может, они мечутся по дому и участку, по улице, мечутся и пытаются сами найти своих детей. А может, тихо сидят и в десятый раз перечитывают прощальную записку, которую мне надиктовал брат?

Я не знаю. Знаю, что пока я еще не слышала воя сирен, знаю, что в дом Валттери Лайне никто не стучал и не звонил. У меня еще есть время. Но его в обрез. Я чувствую это. Я чувствую, что сойду с ума, если мне не дадут дописать эту историю. Поэтому я пишу. Пишу… Пишу…

* * *

Мы тихонько спустились вниз, накинули куртки и в домашних тапочках ступили на скрипучую белизну снега. Над крыльцом светила единственная лампа, которую отец всегда оставлял на ночь, а высоко в небе россыпью зеленых точек мерцали звезды. Холод легкими стрелами пробивал тонкую ткань пижамных штанов.

— И что теперь? — поинтересовалась я у Сани.

— Он приходил, — сказал брат. — Я знаю, что он приходил.

Саня включил фонарь, который минутой раньше снял с крюка в прихожей. Голубой луч побежал по сугробам, выхватил из темноты угрюмую коричневую линию забора, дерево с привязанным к нему баскетбольным стулом. На пустой раме сиденья теперь лежал снег.

— Кто приходил? — спросила я.

— Я видел сон, — ответил брат. — Идем.

— Саня, господи, — вздохнула я, — не сходи с ума.

Брат странно рассмеялся.

— Я плохо вижу, — сказал он, — поэтому ты должна мне помочь.

— Ты ищешь следы на снегу? — уточнила я.

— Да, — подтвердил Саня. — Собаки и человека.

Холод уже проникал под куртку. Меня начало трясти.

— Кого ты видел? — спросила я.

Я, наверное, уже знала ответ.

— Человека из дома с аистами, — сказал Саня.