Превратности судьбы

К своему собственному удивлению, я не боялась. Волновалась – да, но это было естественно, но не боялась. Я напомнила себе, что, найдя меня без сознания, он отнес меня в Чизлхестские пещеры и оставил там одну. Трудно представить себе большее зло, и мне должно быть жутко от того, что я в его доме, но мне, совершенно не понятно почему, не было ни чуточки страшно.

Я пошла в ванную умыться и привести в порядок волосы, а затем спустилась по небольшой лестнице в гостиную. Здесь, в большом и тоже газовом камине, ярко пылало пламя. Не нужно носить уголь, не нужно чистить решетки. В таком доме действительно немного работы для того, чтобы держать прислугу.

У одной стены стоял книжный шкаф, забитый книгами. Небольшая стопка журналов и газет лежала на приставном столике. Шторы были задернуты. Ник сидел в кресле, вытянув ноги к огню, и курил тонкую черную сигару. Он встал, когда я вошла, и спросил:

– Ты нашла все, что нужно?

– Да, спасибо. Я посмотрела в шкаф для белья, там так много простыней и полотенец. Ты давно здесь живешь?

– Я снял его год назад, но собираюсь купить. Ты увидишь, в нем всего достаточно, но, если нам что-то понадобится, просто скажи. Это касается и любой одежды, которую захочешь.

– Одежды? Да у меня ее полно, спасибо!

Он улыбнулся.

– Я бы не сказал, что у тебя большой гардероб. – Он достал из кармана бумажник и вынул оттуда три пятифунтовые банкноты. – Возьми, Люси. Скажи, когда нужно будет еще.

– Но мы сможем прожить на это не одну неделю!

– Это не на жизнь, а на твои личные нужды. Ты увидишь, что в кладовой всего достаточно, но можешь завтра пройтись по магазинам и заказать для доставки все, что захочешь. Я каждую неделю делаю заказы в магазинах, но у тебя должны быть деньги на всякий случай. – Он добавил еще одну пятифунтовую бумажку и положил все мне в руку. Я держала в своей руке годовое жалованье кухарки.

– Вы… очень щедры, – пробормотала я. – Но я не буду расточительной, обещаю. Можно я схожу на кухню и посмотрю, как работает плита? Ты хочешь есть, Ник? Если да, я могу сделать бутерброд. Когда ты будешь ужинать?

Он покачал головой и резко сказал:

– Я ухожу. Приготовь себе все, что захочешь.

– Уходишь? – Я удивленно посмотрела на часы над камином. Стрелки показывали десять минут седьмого. – Ты не вернешься к ужину?

– Нет.

Я замолчала, растерявшись и не зная, что сказать.

– Когда ты… я хотела сказать… не возражаешь ли ты, если я спрошу, когда ты вернешься, Ник?

– Не надо спрашивать у меня разрешения, если хочешь что-то спросить, пожалуйста. – Он взял со стула пальто и шляпу. – Не знаю. До полуночи, возможно, вернусь. У меня есть ключ, поэтому ложись спать, когда захочешь. – Он раздавил сигару в большой пепельнице и пошел к двери. Остановился, оглянулся и посмотрел на меня без всякого выражения, затем неохотно улыбнулся и сказал: – По крайней мере, у тебя больше свободы, чем в тюрьме Ченгфу.

Он вышел, и через несколько секунд я услышала, как захлопнулась входная дверь. Я медленно направилась к креслу, села и уставилась на пламя камина, стараясь понять, что означают последние слова. Минут через пять, так ничего и не решив, я встала и отправилась на кухню. Когда я посмотрю кладовую, могу составить список продуктов, которые нужно будет заказать, затем посмотрю, как работает плита, приготовлю себе что-нибудь несложное. Сейчас, когда я более внимательно все осмотрела, увидела, что в доме несколько дней не убирали, везде была пыль, так что мне будет чем заняться в ближайшие дни.

К десяти часам я поужинала, вымыла посуду, убрала в кухне и нижних комнатах и села у камина с книжкой стихотворений, которая называлась «Рубаи Омара Хайяма». Эти стихи произвели на меня странное впечатление, и хотя слова и ритм четверостиший захватывали, мне было трудно сосредоточиться. В половине одиннадцатого я выключила газ и отправилась спать.

Причесавшись и надев самую нарядную ночную рубашку, я выключила газ и в своем камине и задумалась, как быть со светом. Я оставила гореть газовую лампу в холле, потом решила, что Нику незачем пробираться на ощупь в спальню. Еще немного поразмыслив, я выключила лампу над кроватью и оставила небольшой огонь в лампе у двери.

Лежа в постели в полумраке, я ждала возвращения мужа, а в голове у меня вертелись вопросы, на которые не было ответа. Зачем Ник, заявив, что я его жена, и потребовав, чтобы я с ним уехала, привез меня в свой дом, а затем в первый же вечер ушел из дому, оставив меня одну? Почему у него так меняется настроение? То я вдруг узнаю в нем человека, с которым познакомилась в Ченгфу, злого, возможно, но живого и человечного, способного потешаться над превратностями судьбы, даже если они и привели его в камеру смертника. А в следующий момент все это внезапно исчезает, как будто он с грохотом опустил ставни, закрываясь от меня, и передо мной оказывается совершенно незнакомый холодный человек.