Превышение полномочий

– Одна тысяча семьсот шестьдесят рублей. А тебе только сто десять досталось, это при том, что ты кровь проливал. А Диксон нам с Амброзичем две тысячи выдал. И ежемесячную ренту в триста рублей платить обещал. Вот так-то.

Кунцевич молчал, открыв рот.

Митя усмехнулся:

– Ты думаешь, нам и вправду надо было этот притон накрывать, чтобы Диксона разговорить? Да он бы мне все про барона выложил после получаса беседы с глазу на глаз. Всю операцию я затеял исключительно ради денег. Говорю же, жадный я. И чего мне не хватало? Жалованье семьдесят рублей, а со всякими другими доходами под две сотни на круг набегало. Не женат, детей нет, во всех трактирах и портерных мне рады, везде напоят и накормят и денег не возьмут. Нет, еще хотел. Чем больше получал, тем больше хотел. А теперь… На суд адвоката надо нанимать, я узнавал, это рублей в восемьсот обойдется. Дорого, а без присяжного нельзя, казенный-то ничего путного на суде не скажет, тут нужен хороший, а хороший денег стоит. Потом в тюрьме на что-то жить надо. Это мне здесь – почет и уважение, а если этапом в Сибирь, не дай Бог? Там каждому надо сунуть, чтобы дойти нормально, чтобы вообще дойти. Так что, брат, денег я тебе не дам.

– Я и не прошу.

– Но коль в долгу я у тебя, отдам я тебе самое ценное, что у меня есть.

– Это что же такое?

– Отдам я тебе всех своих агентов. Их у меня немного, но все – как на подбор. Они столько всего интересного знают и тебе рассказать могут, что при правильной постановке дела будет тебе от начальства почет и уважение, чины и ордена. Поймешь со временем, что этот подарок гораздо больше стоит, чем я тебе должен. Сейчас я тебе диктовать стану, ты всех запишешь. Список наизусть выучи и сразу, как выучишь – сожги. Про агентов никому не рассказывай. Никому! Градоначальник просить будет – ни одного имени не называй! Тут на кону не деньги и служба, тут на кону жизни. И всякий раз, как тебе кто-нибудь про что-нибудь расскажет, думай, как эти знания использовать так, чтобы агента не выдать. Если не придумаешь – не давай ходу сообщению. Будешь знать, что Зимний дворец ограбят, все равно молчи. Тогда у людей сомнений не будет, что тебе полностью открыться можно. Иди за пером и бумагой.

Летом был суд, Быкову дали 2 года и 9 месяцев арестантских рот. Дело о Тоше выделили в отдельное производство, так как в ДОПре он подвинулся умом.

Быков свой срок отсидел полностью, манифестов не дождался. Освободившись, он зашел в сыскную, но Кунцевича не застал. Митя уехал в Ростов-на-Дону, где сколотил шайку, занимавшуюся налетами на богатые дома и лавки. Меньше чем через год он был убит при задержании чинами наружной полиции.

За две недели до суда по делу об убийстве генеральши Кунцевич разыскал присяжного поверенного, назначенного лакею Чистову, и рассказал ему о всех установленных им свидетелях инобытия Евлашки. Адвокат пригласил этих лиц в судебное заседание и выиграл процесс – Чистова присяжные оправдали. Дело вернули следователю, и тот стал периодически бомбардировать сыскную отдельными требованиями об активизации розыска настоящего преступника. Кунцевич, занявший место Быкова, периодически получал от начальства нагоняй за неоткрытое двойное убийство.

Рейсману дали 12 лет каторжных работ, Мельникова отделалась полутора годами тюрьмы.

Узнав о приговоре, Мечислав Николаевич достал из шкапа пухлую папку с дознанием и еще раз перечитал протокол осмотра места происшествия, из которого следовало, что в квартире генерала Штрундмана было обнаружено ДВА орудия убийства.

Глава 15

Прошел первый год службы. Кунцевич втянулся. Он привык работать с утра до вечера без выходных, бегать по всему городу, как бешеная собака, общаться с подонками, его уже не мутило от их вида и запаха. Он старался. Старался раскрыть любое порученное ему дело, никогда не работал спустя рукава. Во-первых, отец так его воспитал, во‐вторых, он заметил, что в сыскной ценят старание и желание работать. Расторопных сыщиков вне срока переводили на высший оклад, без промедлений производили в чины, поощряли материально. «За Богом молитва, а за царем служба не пропадет», – любило повторять начальство. А Кунцевич хотел и высшего оклада, и чин, и денег. Надоело считать каждую копейку, хотелось обзавестись семьей, сестру обеспечить хоть каким-то приданым. Ну а в‐третьих, ему нравилась его работа. Кунцевич всю свою жизнь прожил в городе, на охоте никогда не был, да и большого желания палить из ружья по беззащитным животным не испытывал. Но расследуя каждое дело, он начинал чувствовать азарт, незнакомый ему раньше азарт охотника, который по едва заметным следам, по неуловимым признакам находит в лесу зверя и загоняет его в ловушку. У него многое получилось, начальство было им довольно.

В комнате надзирателей стоял гул голосов, пахло табаком и ваксой.

– Господа, господа, минутку внимания! – надзиратель старшего оклада Красов поднял руку. Все примолкли. – А нет ли у кого знакомых в правлении Варшавской железной дороги?

Кунцевич спросил:

– Правление большое, в каком отделе?

Красов посмотрел в бумаги:

– В конторе сборов.