Презент для певицы

Разговор с Сенцовым был серьезен, а угрозы настолько легковыполнимы — для Сенцова не составит большого труда осуществить задуманное, — что мурашки побежали бы по всему дрогнувшему телу неподготовленного человека, но только не по моему. Я не раз смотрела опасности, да что там опасности, смерти в лицо, что меня просто так на испуг не возьмешь. А что еще можно было услышать из уст стареющего, профессионального когда-то охранника — только обвинения в предательстве и халатном отношении к порученному заданию. Он говорил банальные вещи: и то, что сотрет меня в порошок, и то, что заставит признаться во всех грехах человечества, и то, что затаскает по судам. В общем, стандартный набор отрепетированных заранее фраз. Другой на моем месте уже давно бы сник и стушевался, но я обвиняла Сенцова в том же самом и настаивала на своей версии недавних событий. Так и не придя в конце концов к обоюдному согласию и обменявшись любезностями, мы разошлись: я в свою палату, а Сенцов поехал осуществлять свои коварные замыслы и планы в отношении меня. По крайней мере, я так думаю, вернется он не скоро, и мне не придется, слава богу, видеть в течение некоторого времени его мерзкой физиономии.

А потом меня посетил следователь из областного управления внутренних дел. Во время моего пребывания в клинике это был его третий визит. Он задавал пространные вопросы не по существу, совсем не касающиеся данного дела.

Спрашивал, давно ли мне выдали лицензию телохранителя, давно ли я вращаюсь в сфере охранного бизнеса, вручил мне повестку — я должна была явиться через неделю — и удалился, вежливо извинившись за причиненное беспокойство. Теперь у меня голова была забита тем, как лучше сгруппировать свои выводы и предположения, как отвечать на вопросы следователя, а главное — что отвечать? Я, выпроводив очередного визитера, надеялась, глупая, что удастся хоть немного отдохнуть, но не тут-то было.

Время посещений закончилось, но мне передали, что мной интересовались двое каких-то парней. Вахтерша описала мне их внешность, да только как-то расплывчато, и я понятия не имела, кто бы это мог быть. Правда, тотчас поднявшись на этаж, где находилась моя палата, попыталась разглядеть их из окна, но в надвигающейся темноте заметила лишь две фигуры, поспешно удалявшиеся от здания больницы.

Сегодня же, 31 октября, ровно неделю спустя все события того дня отчетливо вырисовывались перед моим мыслимым взором, как никогда ясно всплыли из глубин памяти. Я сижу в кабинете следователя и вот уже около двадцати минут ожидаю его появления. Глядя в окно на хмурое осеннее небо, немного успокаиваешься.

Приходится смириться со своей незавидной участью, потому как понимаешь в этот момент, что кому-то сейчас еще хуже, чем тебе. Но, обдумав все как следует, приходишь к выводу, что хуже уже некуда. Обшарпанные стены кабинета — неужели у них не хватает денег на элементарный косметический ремонт? — нагоняют скуку, отнюдь не настраивая на теплое общение и дружескую беседу с хозяином этого помещения.

А так хочется заботы, ласки и понимания, чтобы чья-нибудь сильная мужская, может, даже и волосатая, рука обняла тебя за плечи. Ага, сейчас, как же. Люди, понимаешь ли, из сил выбиваются, чтобы быстрее выйти на след заказчика, а она тут нюни распускает!

«Ну хватит, хватит», — подумала я. Что-то меня уж очень занесло. Можно сказать, не на шутку потянуло на юмор. Это так — маленький каламбур. Но, поверьте мне, от этой тоски зеленой можно завыть волком и кинуться в окно.

И вот в ту секунду, когда я уже представила себе все это, дверь распахнулась, и в кабинет стремительно вошел мужчина лет сорока пяти, высокий, немного полноватый — но это даже ему шло.

— Старший следователь Сухов, — быстро представился он и буквально с лету плюхнулся в свое кресло. — А вы Охотникова Евгения, — сказал он, все также молниеносно доставая из футляра очки.

— Она самая, собственной персоной, гражданин начальник, — попыталась я немного разрядить обстановку перед серьезной беседой, но Сухов явно не был расположен шутить.

— Юморить будем потом, а сейчас нам предстоит совсем не шуточный разговор.

Я понимающе кивнула головой и стерла как можно быстрее с лица улыбку, оказавшуюся совсем не к месту и не ко времени. Затем он раскрыл папку с делом, которую принес с собой, и стал перелистывать не спеша материалы, все время что-то бормоча себе под нос.

— А что случилось со следователем, который вел дело до вас? — поинтересовалась я. Меня действительно занимал этот вопрос, я бы даже сказала, немного беспокоил.

Сухов взглянул на меня поверх очков, на минуту оторвавшись от своего занятия, и ответил:

— Его отстранили от ведения расследования, — ответ был исчерпывающим, по его представлению. Потому что он ничего к этому не добавил, а лишь снова углубился в чтение документов. Меня эта отмашка с его стороны не устраивала, и я задала еще один вопрос:

— Он чем-нибудь не угодил начальству? В чем-то провинился?

Старший следователь захлопнул папку и уставился на меня. После непродолжительной паузы он произнес: