Проезжая на поезде через Тюратам, офицер забежал в станционный буфет хлебнуть холодненького пивка и обомлел, встретив там живую и здоровую «покойную» супругу, за убийство которой он был осужден.
«Ты изверг! От тебя и спрятаться негде», — набросилась буфетчица с бранью на приезжего. У того не выдержали нервы.
«Получай, сука, что заслужила! — закричал он, выхватывая трофейный “браунинг”.— Я все равно уже отсидел за тебя!..»
— Вот так-то, — закончил свой рассказ мужчина. — А дальше ты сам знаешь, бабку твою посадили за заведомо ложный донос, меня реабилитировали за «старое» убийство и дали новый срок… Налей-ка мне лучше грамм сто водки, а то я что-то разволновался.
Но водку Михин наливать не стал, а вытолкал мужчину из палатки, велев ему никогда больше здесь не появляться.
«Сегодня ему сто грамм, завтра захочет делить, а потом и вовсе грохнет, чтобы наследство получить, родственничек!» — зло думал тогда Михин, прополаскивая пивные кружки…
Акции Даутова давали ему возможность выпутаться из долгов и спокойно жить, получая прибыль с некого водочного заводика, организованного с помощью ссуды, взятой у Ремизова. И вообще, если была возможность что-то заработать, разве от нее следовало поспешно отказываться?
Для исполнительного директора «Трапскросса» Глеба Игоревича Неврюкова вопрос о получении любым способом дополнительных акций был крайне важен — кто же будет считаться с руководителем фирмы, имеющим всего два процента голосов? Он понимал, что кресло руководителя фирмы под ним весьма непрочно, и когда будет решен вопрос о судьбе акций Даутова, уютный кабинет может занять другой человек, хапнувший контрольный пакет.
«Хапнувший? — вдруг озарило Глеба Игоревича. — А ведь акции еще ничьи. А получить их должен именно я. И только я. Тогда с остальными можно будет говорить иначе… Ой, совсем забыл, мне же нужно еще позвонить…»
И Неврюков начал торопливо набирать номер своего адвоката.
Глава вторая
КОЛЛЕГИ НИРО ВУЛЬФА
«Все ментовки похожи друг на друга, — думал Кур-лыков. — Хоть в Урюпинске, хоть в Марселе. Везде одинаково мочой разит. И лампочки одни и те же».
Курлыков имел право на такое категоричное мнение, ибо перевидал немало различных отделений. Доводилось ему сидеть в «обезьянниках» Челябинска, Самары, Елабуги, Тольятти, Москвы, Питера. Теперь судьба забросила его в полицейский участок города Марселя. Ему отвели отдельную камеру с ярким светильником и голым, жестким диваном, который в России назвали бы топчаном. Был здесь и унитаз, но мочой пахло, как будто бы он отсутствовал.
По правде говоря, ни на судьбу, ни на полицию Курлыкову обижаться не следовало. То, что просрочив визу, он решил подзадержаться во Франции, было с его стороны вполне естественным: в Россию не тянуло. На Лазурном побережье — теплей, да и забот меньше. Однако тут бы сидеть тише воды, согласившись на нехлопотную должность вышибалы в маленьком заведении на трассе. Дремать весь вечер под кондиционером, пока хозяин не попросит вежливо выпроводить из помещения какого-нибудь чересчур пьяного и буйного посетителя.
Так нет же. Надо было пару недель спустя наехать в этом дерьмовом городе на своих тупых соотечественников — пожилую семейную пару из Москвы. Долго пас на набережной, зажал в тихом уголке, отобрал паспорта, сказал: «Обменяю на пятьсот баксов». Те же тупыми не оказались, пошли в полицию и наскребли достаточно французского языка, чтобы объяснить комиссару, что же с ними приключилось. И теперь, без всяких баксов и перспектив, он парится в участке, ожидая, пока ему не вкатят пару лет по местным законам, а после добрым пинком не вышибут за пределы шенгенской зоны.
А горевать все равно не надо. Взяли-то за «развод-ку» на пятьсот баксов. Если бы полиция знала, зачем он вообще посетил «Belle France», его сейчас держали бы не здесь. И говорили бы с ним не мелкие чины, а серьезные комиссары в штатском, вроде тех, которых любят играть Жан-Поль Бельмондо и Аллен Делон.
От нечего делать Курлыков зажмурил глаза, стараясь представить себе какой-нибудь французский фильм, но тотчас открыл их. Дверь скрипнула. На пороге стоял человек в сером костюме, как раз инспектор из кинобоевика. Рядом находился высоченный полицейский в форме.
Оба вошли в камеру. Человек в штатском сел на табурет, как раз напротив Курлыкова, который, как и полагается кроткому арестанту, напряженно примостился на самом краешке дивана, держась практически на одном копчике.
Полицейский остался стоять за спиной начальника. Глядя на его постную физиономию и толстые лапы, Курлыков понял: это силовое сопровождение.
— Же вё овуар лё консул Рюс, — неуверенно пробормотал Курлыков. Его неуверенность объяснялась тем, что по-французски он говорил очень плохо и всегда боялся людей в штатском.
— Ты хочешь иметь русского консула? Ты хочешь сожительствовать с русским консулом прямо в нашей полиции? — насмешливо спросил офицер в штатском.
Курлыков опешил. Он ожидал всего, но не такого. Между тем, собеседник придвинул к нему табуретку и сказал:
— Чем ты занимаешься во Франции?