Читаем Прежде чем я упаду полностью

— Позови Кента, — распоряжаюсь я, глубоко втягивая воздух.

— Кого? — не понимает Джоанн.

— Я хочу писать, — подпрыгивает на месте Рейчел.

— Кента Макфуллера. Немедленно. А ну быстро! — рявкаю я на Джоанн.

Она удивленно смотрит, но убегает в коридор. Каждая секунда кажется вечностью. Впервые в жизни я по-настоящему понимаю слова Эйнштейна об относительности; время изгибается и растягивается, словно сделано из жевательного мармелада.

— Ты-то чего суетишься? — достаточно громко ворчит Рейчел.

Мне слышно, но я не отвечаю. Если честно, я не знаю ответа. Я должна спасти Джулиет — я чувствую. Это мой добрый поступок. Я должна спасти себя.

Вот только кто я после этого? Лучше или хуже, чем тот, кто не делает ничего? Я отгоняю неприятную мысль.

Возвращается Джоанн с Кентом на буксире. Он кажется встревоженным и морщит лоб под лохматой каштановой челкой, падающей на глаза. У меня внутри все переворачивается. Вчера мы сидели в темной комнате всего в паре дюймов друг от друга, так близко, что я ощущала поразительный жар его кожи.

— Сэм. — Он наклоняется, берет меня за запястье и заглядывает глубоко в глаза. — Ты в порядке?

Я настолько не ожидала этого прикосновения, что отшатываюсь, совсем чуть-чуть, но Кент отнимает руку. Сложно объяснить, но внутри у меня разверзается пустота.

— Все нормально, — откликаюсь я, прекрасно понимая, что представляю собой на редкость нелепое зрелище: растрепанные волосы, треники.

Он, напротив, очень собран. В его клетчатых кроссовках и свободных, низко посаженных хаки есть что-то неряшливо-милое; рукава рубашки закатаны, демонстрируя загар, приобретенный бог знает где. Уж точно не в Риджвью в последние полгода.

Кент кажется озадаченным.

— Джоанн уверяет, что я нужен тебе.

— Ты нужен мне. — Получается странно и страстно, и я отчаянно заливаюсь краской. — В смысле, не лично ты. Просто мне нужно…

Я делаю глубокий вдох. В глазах Кента вспыхивает искра, и это очень отвлекает.

— Я беспокоюсь из-за того, что Джулиет Сиха заперлась в ванной.

В тот же миг я морщусь. Звучит глупо. Сейчас он заявит, что я рехнулась. В конце концов, он не знает того, что знаю я.

Искра гаснет, и его лицо становится серьезным. Он шагает мне за спину и пытается открыть дверь, затем на мгновение замирает в раздумьях. Он не говорит, что я рехнулась, страдаю паранойей и тому подобное.

— Ключа нет, — спокойно произносит он. — Могу попробовать вскрыть замок. Если придется, выломаем дверь.

— Пойду пописаю наверху, — сообщает Рейчел, разворачивается на каблуках и, покачиваясь, уходит прочь.

Кент лезет в задний карман и достает горсть английских булавок. Я выгибаю брови.

— Не спрашивай, — просит он, и я молча поднимаю руки.

Хорошо, что он взял ответственность на себя, не задавая вопросов.

Присев на корточки, он сгибает булавку в обратную сторону и ковыряет в замке. Ухо он прижимает к двери, как будто прислушивается к щелчку. Наконец я больше не в силах сдерживать любопытство.

— Ты что, грабишь банки после уроков?

Он морщится, дергает дверь, сует булавку обратно в карман и достает из бумажника кредитную карточку.

— Не совсем. — Он просовывает карточку в щель между дверью и рамой и двигает туда-сюда. — Мать имеет обыкновение прятать сладкое и чипсы в кладовке под замком.

Выпрямившись, он поворачивает ручку. Дверь приоткрывается на дюйм, и мое сердце подскакивает к горлу. Сейчас я увижу разъяренное лицо Джулиет. Или она снова захлопнет дверь. Я бы так и сделала, попытайся кто-нибудь ворваться ко мне в ванную. Если бы, конечно, была в сознании… жива.

Но дверь по-прежнему приоткрыта на дюйм. Сначала мы с Кентом просто смотрим друг на друга. Наверное, нам обоим страшно, что же дальше.

— Джулиет? — зовет Кент, толкая дверь кончиком ботинка.

Дверь распахивается. Время снова растягивается, превращается в вечность, и в это мгновение или даже долю мгновения я успеваю обдумать все ужасные варианты, представить тело Джулиет, скорченное на полу.

Наконец дверь замирает. Вот и ванная: совершенно чистая, совершенно нормальная и совершенно пустая. Горит свет, влажное полотенце брошено на раковину. Единственное, что слегка необычно, — широко распахнутое окно. Дождь барабанит по плиткам пола.

— Она вылезла через окно, — озвучивает Кент мои мысли.

Я не вполне разбираю оттенок его голоса. Не то грустный, не то восхищенный.

— Черт.

Ну конечно. После подобного унижения она заперлась в первом попавшемся месте, чтобы не привлекать излишнего внимания. Окно выходит на наклонную боковую лужайку и, разумеется, лес. Вероятно, она рванула туда, чтобы обогнуть дом и вернуться к машине.

Я вылетаю из ванной.

— Подожди! — кричит Кент, но я уже бросаюсь к двери и выскакиваю на крыльцо.

Перейти на страницу:

Все книги серии Young & Free

Девятая жизнь Луи Дракса
Девятая жизнь Луи Дракса

«Я не такой, как остальные дети. Меня зовут Луи Дракс. Со мной происходит всякое такое, чего не должно. Знаете, что говорили все вокруг? Что в один прекрасный день со мной случится большое несчастье, всем несчастьям несчастье. Вроде как глянул в небо – а оттуда ребенок падает. Это я и буду».Мама, папа, сын и хомяк отправляются в горы на пикник, где и случается предсказанное большое несчастье. Сын падает с обрыва. Отец исчезает. Мать в отчаянии. Но спустя несколько часов после своей гибели девятилетний Луи Дракс вдруг снова начинает дышать. И пока он странствует в сумеречном царстве комы и беседует со страшным Густавом, человеком без лица, его лечащий врач Паскаль Даннаше пытается понять, что же произошло с Луи – и с его матерью.Психологический триллер популярной британской писательницы Лиз Дженсен «Девятая жизнь Луи Дракса» – роман о семьях, которые живут как бомбы замедленного действия и однажды взрываются. О сумраке подсознательного, где рискует заблудиться всякий, а некоторые блуждают вечно. О том, как хрупка жизнь и как легко ее искорежить.

Лиз Дженсен

Современная русская и зарубежная проза
Я тебя выдумала
Я тебя выдумала

Алекс было всего семь лет, когда она встретила Голубоглазого. Мальчик стал ее первый другом и… пособником в преступлении! Стоя возле аквариума с лобстерами, Алекс неожиданно поняла, что слышит их болтовню. Они молили о свободе, и Алекс дала им ее. Каково же было ее удивление, когда ей сообщили, что лобстеры не говорят, а Голубоглазого не существует. Прошло десять лет. Каждый день Алекс стал напоминать американские горки: сначала подъем, а потом – стремительное падение. Она вела обычную жизнь, но по-прежнему сомневалась во всем, что видела. Друзья, знакомые, учителя могли оказаться лишь выдумкой, игрой ее разума. Алекс надеялась, что в новой школе все изменится, но произошло невероятное – она снова встретила Голубоглазого. И не просто встретила, а искренне полюбила. И теперь ей будет больнее всего отвечать на главный вопрос – настоящий он или нет.

Франческа Заппиа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Прежде чем я упаду
Прежде чем я упаду

Предположим, вы сделали что-то очень плохое, но поняли это слишком поздно, когда уже ничего нельзя изменить. Предположим, вам все-таки дается шанс исправить содеянное, и вы повторяете попытку снова и снова, но каждый раз что-то не срабатывает, и это приводит вас в отчаяние. Именно в такой ситуации оказалась Саманта Кингстон, которой всегда все удавалось, и которая не знала никаких серьезных проблем. Пятница, 12 февраля, должно было стать просто еще одним днем в ее жизни. Но вышло так, что в этот день она умерла. Однако что-то удерживает Саманту среди живых, и она вынуждена проживать этот день снова и снова, мучительно пытаясь понять, как ей спасти свою жизнь, и открывая истинную ценность всего того, что она рискует потерять.Впервые на русском языке! Роман, снискавший читательскую любовь и ставший невероятно популярным во многих странах!

Лорен Оливер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее