Он поерзал в кресле, как будто собираясь встать.
— Дневник? И давно?
— Не знаю. Несколько недель назад.
— Я могу взглянуть?
Я почувствовала раздражение и гнев. Поскольку совершенно точно не собиралась ничего ему показывать.
— Нет, — ответила я. — Не сейчас.
Он разъярился:
— Где он? Покажи мне его!
— Бен! Это личный дневник!
— Личный? — он будто плюнул в меня этим словом. — Как это — личный?
— Значит, предназначенный только для меня. Мне будет неловко, если ты его прочтешь.
— Почему нет? — спросил он. — Ты и обо мне писала?
— Конечно.
— Что именно ты писала обо мне? Что?
И как я могла ему ответить? Мне вспомнилось, сколько раз — и как — я его предавала. Что я говорила о нем доктору Нэшу, что думала. Как я не доверяла собственному мужу, в чем подозревала его. Думала, сколько раз сама солгала ему, когда виделась с доктором Нэшем и Клэр, не поставив его в известность.
— Много чего, Бен. Много чего написала.
— Но зачем? Зачем ты все это записывала?
Я не верила своим ушам. Почему он задает такие странные вопросы?
— Мне хотелось, чтобы моя жизнь обрела смысл, — ответила я. — Чтобы один день был связан с другим. Как у тебя. Как у всех нормальных людей.
— Но почему? Разве ты несчастна? Разве ты меня больше не любишь? И не хочешь быть со мной?
Вопрос ошарашил меня. С чего он взял, что раз я хочу, чтобы моя жизнь приобрела смысл, то это значит, я хочу ее изменить?
— Не знаю, — ответила я. — Что такое счастье? Наверное, я счастлива, когда просыпаюсь, хотя по утрам чувствую себя особенно странно. Но когда я смотрю на себя в зеркало, я несчастна, ведь я вижу, что на двадцать лет старше, чем должна быть, что у меня седые волосы и морщинки вокруг глаз. Я несчастна, когда понимаю, что полжизни прошло, а я ничего не помню. Так что большую часть времени я, выходит, несчастна. Но в этом нет твоей вины. Я счастлива с тобой. Я люблю тебя. Ты мне нужен. Тогда он подошел ко мне и сел рядом.
— Прости, — сказал он мягко. — Самому невыносимо думать, как все изменилось после аварии.
Я почувствовала, что во мне снова вскипает гнев, но сдержалась. Я не имела права на него сердиться; ведь он не знал, что мне известно, а что нет.
— Бен, — сказала я. — Я знаю, что случилось на самом деле. Не было никакой аварии. На меня напали.
Он не двигался. Только посмотрел на меня затуманенными глазами. Я решила, что он не расслышал, но тут он спросил: «Как — напали?»
Я едва не закричала.