Прежде чем я усну

Я принялась ощупывать свое лицо — вот он, распухший глаз. И рассердилась. Догадалась, что она мне не верит.

Я опять подумала о своей записи в дневнике.

— Я призналась ему, что веду дневник. Что виделась с тобой и лечусь у доктора Нэша. Сказала, что знаю про Адама. Сказала, что ты отдала мне письмо, которое он написал, и что я его читала. Тогда он меня ударил.

— Просто взял и ударил?

Я вспомнила, как он меня перед этим обозвал, в чем обвинил.

— Он назвал меня «сукой», — я старалась не всхлипнуть. — Сказал, что я сплю с доктором Нэшем. Я ответила, что это не так, и тогда…

— Что?

— Он влепил мне оплеуху.

Молчание. Потом Клэр спросила:

— А до этого он тебя бил?

Этого я знать не могла. А вдруг бил? Может, он вообще был домашний тиран? Промелькнуло воспоминание: мы с Клэр идем в колонне демонстрантов, сжимая в руках самодельные плакаты: «Женщина тоже имеет право! Нет домашнему насилию!» Я вспомнила, как презирала женщин, которые продолжали жить с мужиками, которые распускают руки. «Трусихи, — думала я. — И дуры».

Неужели я попалась в ту же ловушку?

— Не знаю, — призналась я.

— Мне трудно представить, чтобы Бен кого-нибудь ударил, но нет ничего невозможного. Господи! Он даже меня заставил испытывать вину. Ты помнишь?

— Нет, — ответила я. — Не помню. Совсем ничего не помню.

— Черт, — выругалась она. — Прости. Я и забыла. Просто он как-то убеждал меня, что рыба — такое же животное, только без ног. Да он и мухи не обидит! Представить себе не могу.

Занавески колышет ветер. Где-то вдалеке идет поезд. На пристани кто-то кричит. На улице слышны ругань и звон бьющегося стекла. Я не хочу читать дальше, но заставляю себя продолжать.

У меня мурашки пошли по коже:

— Бен — вегетарианец?

— Веган, — смеется она. — И не говори мне, что ты и этого не помнишь.

Я вспоминаю тот вечер, когда он меня избил. «Кусок колбаски, — записала я. — Горошек в густом соусе».

Я подошла к окну.

— Бен ест мясо, — отвечаю я, стараясь говорить медленно. — Он не вегетарианец. Во всяком случае, теперь. Может, все изменилось?

Снова воцарилась долгая тишина.

— Клэр? — Она молчала. — Клэр? Ты меня слышишь?

— Слышу, — отвечает она. Теперь голос ее звучал сердито. — Слушай, я ему позвоню. Я этого так не оставлю. Где он?

Я отвечаю, не раздумывая:

— Думаю, еще в школе. Он сказал, что будет дома не раньше пяти.

— В школе? — переспросила она. — Ты хочешь сказать — в университете? Он читает лекции, да?

Я почувствовала, как во мне шевельнулся страх.

— Нет, — ответила я. — Он работает тут, в школе по соседству. Не помню, как она называется.

— И кем?