Не успела я это произнести, как тут же пожалела о сказанном. Я увидела, как он скривился, пошевелил губами, точно хотел возразить, а в глазах его мелькнула боль.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он. – Кристин…
Теперь все пути были отрезаны. Я должна продолжить разговор. Я уже барахтаюсь в потоке, и надо плыть, иначе мне не выбраться.
– Я знаю, что ты делал это только для того, чтобы меня защитить, скрывал от меня многое, но дальше так продолжаться не может. Мне нужно знать.
– Ты о чем? – спросил он. – Я тебе никогда не лгал.
Я начала сердиться:
– Я знаю про Адама.
Тогда его лицо изменилось. Я увидела, как он дернулся и отвернулся, уставившись в угол комнаты. Смахнул пылинку с рукава своего джемпера.
– Что?
– Про Адама, – повторила я. – Я знаю, что у нас был сын.
Я почти ждала, что он спросит, откуда я знаю, но потом поняла: такие разговоры случались у нас и раньше. Похожий произошел, когда я нашла свой роман, и в другие дни, когда я вспоминала про сына.
Я поняла, что он собирается заговорить, но слышать очередную ложь не хотелось.
– Я знаю, что он погиб в Афганистане, – произнесла я.
Рот его закрылся и открылся снова – почти комично, словно у рыбы.
– Как ты узнала?
– Ты сам мне сказал, – ответила я. – Несколько недель назад. Ты ел печенье, а я была в ванной. Спустившись вниз, я тебе сказала, что вспомнила: я родила ребенка, сына, вспомнила, как его звали, а потом ты усадил меня рядом с собой и рассказал, как он погиб. Показал мне фотографии, которые принес из комнаты наверху. Наш с ним снимок и письмо, которое он написал Санта-Клаусу. – Меня снова охватило горе, и я замолчала.
Бен уставился на меня:
– Ты вспомнила? Как?..
– Я записываю свои воспоминания. Уже несколько недель. Насколько я понимаю.
– Где? – спросил он; голос его сделался громче, точно он злился, хотя я не могла взять в толк, что его рассердило. – Где ты записываешь? Я не понимаю тебя, Кристин. Где записываешь?
– Завела себе тетрадь.
– Тетра-адь, – произнес он таким тоном, точно говорил о тощем блокнотике для записи списка покупок или телефонных номеров.
– Дневник, – поправилась я.
Он поерзал в кресле, как будто собираясь встать.
– Дневник? И давно?
– Не знаю. Несколько недель назад.
– Я могу взглянуть?
Я почувствовала раздражение и гнев, поскольку совершенно точно не собиралась ничего ему показывать.
– Нет, – ответила я. – Не сейчас.
Он разъярился:
– Где он? Покажи мне его!
– Бен! Это личный дневник!
– Личный? – Он будто плюнул в меня этим словом. – Как это – личный?