- Позвоню, - сказала я. Он помахал рукой, сел в машину, посмотрев через плечо, выехал на дорогу и исчез.
Я сделала чашку кофе и взяла её с собой в гостиную. Снаружи доносится звук сверла и короткий взрыв смеха, но даже это сейчас напоминает всего лишь нежный гул, поскольку я сижу в кресле. Солнце слабо пробивается через чистые занавески, и я чувствую его легкое тепло на своих руках и бёдрах.
Я вытащила дневник из сумки. И почувствовала, что нервничаю. Я не знаю, что в нём. Какие потрясения и сюрпризы. Какие тайны. На глаза попался альбом на кофейном столике. В нём одна из версий моей жизни, но выбранная Беном. Другая ли в дневнике, который я держу? Я открыла его.
Первая страница не разлинована. На ней в центре чёрными чернилами я написала своё имя. Кристина Лукас. Странно, что я не написала "Посторонним вход воспрещён!" под именем. Или "Руки прочь!"
Но кое-что всё-таки было добавлено. Кое-что неожиданное, пугающее. Это пугало больше, чем всё, что я видела сегодня. Под моим именем, синими чернилами большими буквами были написаны три слова:
НЕ ДОВЕРЯЙ БЕНУ.
Мне ничего не оставалось делать, как перевернуть страницу.
Я начала читать свою историю.
Часть 2
Дневник Кристины Лукас
Пятница, 9 ноября
Меня зовут Кристина Лукас. Мне 47. У меня амнезия.
Сейчас я сижу в незнакомой кровати и пишу свою историю. На мне шёлковая ночная рубашка. Я думаю, что мне её купил человек, который сейчас сидит внизу. Он говорит, что он мой муж, его зовут Бен. Думаю, что эта рубашка была мне подарком на сорока шестилетие.
В комнате полная тишина, а свет идёт лишь от лампы на прикроватной тумбочке, мягкий оранжевый свет. Такое чувство, что я плыву в этом озерце света.
Дверь моей спальни закрыта. Я пишу наедине с самой собой. В тайне ото всех.
Я слышу, что мой муж в гостиной, мягкий вздох дивана, когда он наклоняется или встаёт, кашель, предупредительно подавленный, но я спрячу дневник, если он поднимется наверх. Я спрячу её под кровать или уберу под подушку. Не хочу, чтобы он видел, что я делаю записи в дневнике. Иначе я должна буду ему объяснить, как этот дневник у меня оказался. А я не хочу.
Смотрю на часы, что стоят на тумбочке. Скоро 11. Писать надо быстрее.
Я представила, что скоро услышу, как Бен выключит телевизор, скрипнет половицей, проходя по комнате, щелкнет выключателем. Пойдёт ли он на кухню, чтобы сделать себе бутерброд или выпить стакан воды? Или сразу поднимется в спальню? Я не знаю. Не знаю его привычек. Я о себе самой-то ничего не знаю.
Всё потому что у меня нет памяти. Как говорит Бен, и как сказал доктор, к которому я ходила днём, сегодня ночью, когда я усну, моё сознание сотрёт все воспоминания о сегодняшнем дне. Сотрёт все события, которые он принёс. А завтра я проснусь так же, как проснулась сегодня - с уверенностью, что я всё ещё ребёнок. И что впереди меня ждёт целая жизнь, полная бесконечных возможностей. А потом я в очередной раз обнаружу, что всё не так. И половина моей жизни с её возможностями уже позади.
Доктора зовут Нэш. Сегодня утром он позвонил мне, потом заехал за мной на машине и отвёз к себе в офис. Он задал мне вопрос, и я ответила, что никогда с ним раньше не виделась. Он улыбнулся, но без усмешки, и открыл компьютер, который с важностью расположился на его столе.
Он показал мне видео. Видео-клип. Там была я и он, сидящие в различных одеждах, но в тех же креслах и том же офисе. На видео он вручил мне карандаш и попросил меня нарисовать фигуры на листе бумаги, но глядя в зеркало, чтобы видеть все фигуры наоборот. Я видела, что мне было трудно, но сейчас, всё, что я смогла увидеть, это сжатые пальцы и блеск обручального кольца на левой руке.
Он выглядел довольным, когда я закончила.
- Ты стала делать это быстрее, - сказал он на видео, затем добавил, что где-то глубоко-глубоко внутри, я, должно быть, помню эффект от моих еженедельных тренировок, даже если я не помню сами занятия.
- Это значит, что твоя долгосрочная память всё-таки работает, - сказал он. Я улыбнулась, но не выглядела счастливой. Видео закончилось.
Доктор Нэш закрыл компьютер. Он сказал, что мы встречаемся уже несколько недель, что у меня серьёзные нарушения того, что называется эпизодическая память. Он объяснил, что это означает, что я не могу запоминать события или биографические детали, и что, как правило, это неврологические проблемы. «Структурный, химический или гормональный дисбаланс», - сказал он. Это большая редкость, и я, похоже, пострадала особенно сильно.
Когда я спросила его, насколько сильно, он сказал мне, что иногда я помню только своё детство. Я подумала о сегодняшнем утре, когда я проснулась вообще без взрослых воспоминаний.
- Иногда? - спросила я.
Он не ответил, и его молчание сказало мне, что по-настоящему он имел в виду: Большую часть времени.
- Существуют методы лечения для стойких амнезий, - сказал он. - Наркотики, гипноз, но большинство уже были опробованы.