Читаем Прежде чем я засну (ЛП) полностью

Я подошла к ящику с нижним бельём. Там, в укромном уголке, я нашла чёрные шёлковые трусики и подходящий к ним бюстгальтер и надела их. Я знала, что это белье, скорее всего, моё, но не ощущала этого. Тем временем я думала о дневнике, который был спрятан в гардеробной. Что Бен подумал, если бы он обнаружил его? Если бы он прочитал всё, что я написала, всё, что я чувствовала? Понял бы он?

Я встала перед зеркалом. "Он бы понял", - сказала я сама себе. Он должен. Я изучала своё тело глазами и руками. Я обследовал его, пробежала пальцами по контурам и неровностям, как будто оно было чем-то новым, подарком. Чем-то, что нужно изучить с нуля. Хоть я и знала, что доктор Нэш не флиртовал со мной, но то непродолжительно время, которое я думала, что флиртовал, я не чувствовала себя старой. Я чувствовала себя живой.

Не знаю, сколько я так стояла. Для меня время тянется практически бессмысленно. Годы пролетели мимо, не оставив и следа. Минуты не существуют. Для меня существовал лишь звон часов внизу, которые показывали мне, что время идёт. Я посмотрела на своё тело, на ягодицы и бёдра, на тёмные волосы на ногах и подмышками.

Я нашла бритву в ванной и намылила ноги, затем провела холодным лезвием по коже. Должно быть, я делала это бесчисленное количество раз. И всё же это кажется странным, почти смехотворным. Я порезала кожу на голени, слабый укол боли, затем кровь навернулась на ранке и побежала вниз по ноге. Я задержала её пальцем, размазав кровь, и поднесла его к губам. Вкус мыла и тёплого металла. Я оставила её течь по снова гладкой коже и затем вытерла влажной салфеткой.

Вернувшись в спальню, я надела чулки и обтягивающее чёрное платье. Выбрала из коробки на комоде золотое ожерелье и подходящие серёжки. Села за трюмо, сделала макияж, накрутила и залакировала волосы. Побрызгала парфюмом на запястья и за ушами.

И всё это время воспоминания всплывали передо мной. Я увидела, как натягиваю чулки, застёгиваю пояс с подвязками и бюстгальтер, но это была другая я в другой комнате. В комнате было тихо. Играла негромкая музыка, и в отдалении были слышны голоса, звук открываемых и закрываемых дверей и слабый звук движения. Я чувствовала спокойствие и счастье. Я повернулась к зеркалу, изучая лицо в свете свечи. "Неплохо, - подумала я. - Совсем неплохо".

Память была вне досягаемости. Воспоминания мерцали под толщей небытия, и, хотя я могла увидеть некоторые детали, выхватить изображения и моменты, они лежали слишком глубоко, чтобы добраться до них.

Я увидела бутылку шампанского на прикроватном столике. Два бокала. Букет цветов на кровати и карточку. Я поняла, что я в номере отеля, одна, жду мужчину, которого люблю. Я услышала стук, увидела, как я поднялась, подошла к двери, но в этот момент воспоминание закончилось, как будто я смотрела его по телевизору, и, неожиданно, кто-то выключил антенну.

Я подняла глаза и увидела себя. Несмотря на то, что женщина, которую я увидела в зеркале была незнакомкой, а с макияжем и залакированными волосами стала ещё более неузнаваемой, чем обычно, я почувствовала, что готова. Для чего? Не знаю, но я чувствовала, что готова. Я спустилась вниз, чтобы дождаться своего мужа, мужчину, за которого я вышла замуж, мужчину, которого я любила. "Люблю, - напомнила я себе. - Мужчину, которого я люблю".

Я услышала, как в замке поворачиваются ключи, как дверь открылась, как он вытер ноги о коврик. Свист? Или это звук моего дыхания, тяжелый и затруднённый?

Голос.

- Кристина? Кристина, ты в порядке?

- Да. Я здесь.

Кашель, слышно, как он повесил куртку и поставил кейс.

Он крикнул:

- Всё хорошо? Я тебе звонил и оставил сообщение.

Скрип лестницы. На мгновение я подумала, что он не зайдёт сначала повидаться со мной, а сразу поднимется наверх в ванну или займётся своими делами, и почувствовала себя глупо и нелепо из-за того, что вырядилась в чью-то одежду, ожидая своего кто-знает-сколько-лет мужа.

Мне вдруг захотелось снять с себя этот наряд, соскрести макияж и превратиться обратно в ту женщину, которой я была, но я услышал, как он заворчал, пока стягивал один за другим ботинки, и поняла, что он сидел и надевал домашние туфли. Лестница снова заскрипела, и он вошёл в комнату.

- Дорогая... - начал он и замолчал. Его глаза пробежались по моему лицу, телу, а затем встретились с моими глазами. Не знаю, что он думал в этот момент.

- Вау! - сказал он. - Ты выглядишь... - он покачал головой.

- Я нашла эти вещи, - сказала я. - Подумала, принарядиться немного. Как-никак пятница ведь. Впереди выходные.

- Да, - сказал он, всё ещё стоя у дверного проёма. - Да. Но...

- Ты хочешь сходить куда-нибудь?

Я встала и подошла к нему.

- Поцелуй меня, - попросила я, и, хотя не планировала этого, мне показалось, что я поступаю правильно, поэтому обвила его шею руками.

Он пах мылом, потом и работой. Сладко, как цветные мелки. На меня нахлынуло воспоминание. Я стою на коленях рядом с рисующим что-то Адамом. Но оно не задержалось.

- Поцелуй меня, - снова попросила я. Его руки обвили мою талию.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза