— …умело управляться со сковородой — прекрасно, но твое главное дело — практиковаться в магии. В последнее время твое поведение заметно изменилось. Какие-то настороженность и неповиновение. Я начинаю подозревать, что ты окажешься неблагодарным учеником.
— А вы всегда были примерным учеником? — По лицу Ки скользнула наглая улыбка. — Ваш учитель никогда не бывал разочарован?
— Бывал, и последствия оказались ужасны. Мы все совершаем ошибки, и учитель должен предостеречь учеников от повторения его ошибок.
— Тогда, может быть, вы расскажете мне историю ваших ошибок. Тогда я знал бы, как стать хорошим учеником.
Учитель и ученик уставились друг на друга. Логену не понравилось, как хмурится Байяз. Такой взгляд у первого из магов ему уже приходилось видеть, и кончалось всегда плохо. Непонятно было, с чего вдруг за несколько недель Ки от безоглядного подчинения перешел к угрюмому сопротивлению, но легче от этого не становилось. Логен делал вид, что полностью поглощен овсянкой, хотя ожидал, что вот-вот его оглушит рев обжигающего пламени. Но услышал только голос Байяза — и совершенно спокойный.
— Отлично, мастер Ки, наконец-то разумное требование. Поговорим о моих ошибках. Разговор будет долгий. С чего начать?
— С начала? — отважился ученик. — С чего же еще?
Маг раздраженно хмыкнул.
— Стало быть, с самых старых времен.
Он помолчал, глядя на костер, отблески плясали на его задумчивом лице.
— Я был первым учеником Иувина. Но едва началось мое обучение, мастер взял еще одного — мальчика с Юга. Его звали Кхалюль. — Ферро вдруг бросила хмурый взгляд из своего угла. — Мы с самого начала ни в чем не знали согласия. Мы оба были слишком гордые, завидовали талантам друг друга и ревниво ловили любые знаки внимания, которые оказывал другому мастер. Наше соперничество не кончалось с годами, даже когда Иувин взял еще учеников — всего стало двенадцать. Сначала соперничество заставляло нас быть лучшими учениками — старательными и прилежными. Но после ужасов войны с Гластродом многое изменилось.
Логен собрал миски и начал раскладывать дымящуюся кашу, стараясь не пропустить ни единого слова Байяза.
— Наше соперничество переросло во вражду, а вражда — в ненависть. Мы боролись на словах, потом на руках, потом — с помощью магии. Возможно, без присмотра мы поубивали бы друг друга. Возможно, так было бы лучше для мира, но Иувин вмешался. Меня он отправил далеко на север, а Кхалюля — на юг, в две большие библиотеки, которые он построил за много лет до этого. Он послал нас учиться, по раздельности, в одиночестве, чтобы охладить наш пыл. Он думал, что высокие горы, широкое море и все просторы Земного круга положат конец нашей вражде, но он нас недооценил. Каждый из нас ярился в своей ссылке, в которой обвинял другого, и измышлял страшную месть.
Логен раздал еду — уж какая была, — а Байяз взглянул на Ки из-под тяжелых бровей.
— Если бы мне тогда хватило разума слушать учителя… Но я был молодой, упрямый и раздувался от гордости. Я загорелся желанием стать сильнее Кхалюля. И решил — каким я был идиотом, — что, если Иувин не научит меня… придется найти нового учителя.
— Что, розовый, снова бурда? — проворчала Ферро, принимая миску из рук Логена.
— Можешь не благодарить. — Логен бросил ей ложку, и Ферро поймала ее в воздухе. Логен протянул миску первому из магов. — Другого учителя? Но какого учителя можно было найти?
— Только одного — Канедиаса. Мастера Делателя, — пробормотал Байяз, задумчиво вертя в руке ложку. — Я отправился в его дом, встал перед ним на колени и попросил разрешения учиться у его ног. Конечно, он отказал мне, как отказывал всем… сначала. Но я был настойчив, и со временем он сдался и согласился учить меня.
— Значит, вы жили в доме Делателя, — проговорил Ки.
Логен поежился, сгорбившись над своей миской. После единственного визита в этот дом его мучили кошмары.
— Да, — ответил Байяз. — И многое узнал. Мои познания в высоком искусстве были очень полезны для моего нового учителя. Но Канедиас хранил свои секреты еще ревностней, чем Иувин; он обращался со мной, как с рабом в кузнице, и учил меня только тем мелочам, которые мне помогли бы лучше служить ему. Я ожесточался; и, когда Делатель отправился разыскивать материалы для работы, мое любопытство, мои амбиции и моя жажда знаний толкнули меня забраться в те части его дома, куда он запрещал мне соваться. И там я обнаружил его самый охраняемый секрет.
Маг замолчал.
— Что это было? — поторопил Длинноногий, застыв с ложкой у рта.
— Его дочь.
— Толомея, — прошептал Ки еле слышно.
Байяз кивнул, уголок рта чуть поднялся — словно маг припомнил что-то приятное.
— Она была не такая, как все. Она никогда не покидала Дом Делателя, не говорила ни с кем, кроме отца. Как я узнал, она помогала ему в некоторых делах. У нее были… кое-какие материалы… только родная кровь Делателя могла их коснуться. Думаю, именно поэтому он выделял ее среди прочих. Красоты она была несравненной. — Лицо Байяза перекосило, и он с печальной улыбкой посмотрел на землю. — А может, такой она осталась в моей памяти.