Прежде чем их повесят

– Мне здесь не нравится, – пробормотал он сквозь зубы.

– Ты думаешь, мне нравится? – угрюмо нахмурился Байяз. – Ты думаешь, хоть кому-нибудь из нас нравится? Людям иногда приходится делать то, что им не нравится, если они хотят, чтобы их запомнили. Слава и почет достигаются борьбой, а не покоем. Богатство и власть завоевываются в сражениях, а не в мирной жизни. Разве тебя это больше не волнует?

– Волнует, – промямлил Джезаль, – наверное…

Однако он был совсем не уверен в этом. Он взглянул вокруг, на море мертвой земли: никакого почета, тем более богатства, и совершенно непонятно, откуда здесь может взяться слава. Единственные пять человек на сотню миль и без того хорошо его знали. Кроме того, Джезаль начинал задумываться, так ли уж ужасна долгая жизнь в бедности и безвестности.

Возможно, когда он вернется домой, он попросит Арди выйти за него замуж. Какое-то время он развлекал себя, воображая, как она улыбнется, услышав это предложение. Без сомнения, она заставит его помучиться в ожидании ответа. И без сомнения, скажет «да». В конце концов, что такого страшного может произойти? Отец придет в ярость? Придется жить на одно офицерское жалованье? Неверные друзья и идиоты-братцы будут хихикать за спиной, видя, как низко пал Джезаль? Он чуть не рассмеялся при мысли о том, что когда-то это все его волновало.

Жизнь, наполненная тяжелым трудом, вместе с любимой женщиной. Наемный домик в скромном районе города, дешевая мебель, но уютный очаг. Ни славы, ни власти, ни богатства, зато есть теплая постель, где его ждет Арди. Нет ничего ужасного в такой участи теперь, когда Джезаль посмотрел смерти в лицо, научился довольствоваться миской овсянки в день и быть благодарным за эту пищу, привык спать в одиночку под ветром и дождем.

Его улыбка расползлась еще шире, и ощущение того, как растягивается не до конца зажившая губа, показалось почти приятным. Такая жизнь не так уж плоха!

Величественные стены отвесно уходили вверх, покрытые струпьями осыпавшихся зубцов, волдырями разрушенных башен, шрамами черных трещин, склизкой пленкой сырости. Скала из темного камня изгибалась и уходила вдаль, в серую морось, насколько хватало взгляда. Обнаженная земля перед ним была запружена бурой водой и усеяна обрушившимися блоками размером с надгробия.

– Аулкус, – пробормотал Байяз, крепко сжимая челюсти. – Жемчужина среди городов.

– Не вижу, чтобы он блестел, – хмыкнула Ферро.

Логен тоже не видел. Глинистая дорога ныряла в разбитую арку, зияющую, полную теней, с давным-давно разрушенными воротами. Он смотрел на этот темный проем, и в нем зарождалось мерзкое чувство. Болезненное, тошнотворное. То же самое было, когда Логен увидел открытую дверь Дома Делателя. Словно он смотрел в глубь могилы – возможно, своей собственной. Сейчас он мог думать лишь об одном: как бы развернуться, уйти и никогда сюда не возвращаться. Его лошадь тихо заржала и отступила в сторону, выпуская пар из ноздрей в туманной пелене дождя. Сотни долгих опасных миль обратной дороги к морю внезапно показались легкими и приятными по сравнению с несколькими шагами до этого входа.

– Ты уверен? – вполголоса спросил он у Байяза.

– Уверен ли я? Нет, конечно же, нет! Я проделал весь этот утомительный путь по голой равнине просто из каприза! Я долгие годы планировал это путешествие и собирал наш маленький отряд по всему Земному кругу исключительно для своего собственного удовольствия! А сейчас мы развернемся и отправимся обратно в Халцис. Уверен ли я!..

Он тряхнул головой и направил лошадь к зияющей арке.

Логен пожал плечами.

– Я только спросил.

Арка разевала пасть все шире и наконец поглотила их целиком. Цоканье конских копыт гулко отдавалось в длинном туннеле, и этот звук в темноте раздавался со всех сторон. Тяжесть камня давила, не давала вздохнуть. Логен опустил голову, сдвинул брови и уставился на круг света в дальнем конце, который постепенно увеличивался. Глянув вбок, он поймал в сумраке взгляд Луфара – тот нервно облизывал губы, мокрые волосы налипли ему на лоб.

А потом они выехали на открытое пространство.

– Ох, боже мой, – выдохнул Длинноногий. – Боже мой, боже мой…

Колоссальные здания возвышались по обе стороны просторной площади. Из пелены дождя выступали призрачные очертания исполинских колонн, высоких крыш, громадных стен, как будто построенных для гигантов. Логен смотрел, разинув рот. Все были ошеломлены – горстка людей, сбившихся вместе посреди огромного пространства, как испуганные овцы на дне голой долины в ожидании прихода волков.

Дождь стучал по камню высоко над их головами, падающая вода разбивалась о скользкий булыжник, стекала струйками по полуразрушенным стенам, бурлила в трещинах мостовой. Стук копыт звучал приглушенно. Колеса повозки тихо поскрипывали и постанывали. Больше никаких звуков. Никакой суеты, гомона и гула людских толп. Ни щебета птиц, ни лая собак, ни звона монет в руках торговцев. Ничего живого. Лишь огромные черные здания мокнут под дождем да рваные тучи ползут по темному небу.