Прежде чем их повесят

Ферро и ученик мрачно взглянули друг на друга, в то время как остальные прошли между разрушенных статуй и двинулись вверх по широким ступеням. Джезаль хромал и морщился, наступая на больную ногу. Через огромный дверной проем величиной с дом они вошли в прохладное, полутемное, молчаливое здание.

Это место напомнило Джезалю Круг лордов в Адуе, только оно было еще больше. Гулкий круглый зал, похожий на гигантскую чашу, отделанную многоцветным камнем, с ярусами сидений по бокам; целые секции были разгромлены и лежали в руинах. Пол усеивали обломки – без сомнения, остатки провалившейся крыши.

– Ага. Большой купол рухнул. – Маг прищурился, подняв глаза на неровную дыру, сквозь которую сияло ясное небо. – Весьма подходящая метафора.

Он вздохнул и зашаркал вдоль изгибающегося прохода между мраморными скамьями. Джезаль, сдвинув брови, посмотрел вверх на огромную массу нависшего над ними камня. Что будет, если какая-нибудь глыба свалится ему на голову? Он сомневался, что Ферро сумеет зашить такую рану. Он не постигал, почему Байяз вздумал взять его с собой, но, с другой стороны, то же самое он мог сказать обо всем путешествии. Поэтому Джезаль глубоко вздохнул и захромал вслед за магом. Девятипалый шел позади, и звук шагов расходился гулким эхом по всему огромному пространству.

Длинноногий взбирался по разбитым ступеням, поглядывая на обвалившийся потолок с огромным интересом.

– Что это за место? – спросил он, и его громкий голос отразился от закругленных стен. – Что-то вроде театра?

– В каком-то смысле, – отозвался Байяз. – Когда-то это был главный зал имперского сената. Здесь восседал сам император, выслушивая речи мудрейших граждан Аулкуса. Тут принимались решения, определявшие ход истории.

Он поднялся на ступеньку, прошел немного дальше и указал на пол под своими ногами. Его голос дрожал от волнения.

– Вот здесь, на этом самом месте – я помню как сейчас! – стоял Калика, когда произносил свою речь к сенату, призывая к осторожности. Речь шла о распространении империи на восток. А вон оттуда ему отвечал Иувин, который выступал за решительные действия – и одержал верх. Я слушал их как завороженный. Мне было двадцать лет, и я едва дышал от волнения. До сих пор помню их аргументы во всех подробностях. Слова, друзья мои! В словах подчас заключено больше мощи, чем во всем оружии Земного круга.

– Ну, если в ухо влетит не слово, а стрела, будет все-таки больнее, – прошептал Логен.

Джезаль фыркнул от смеха, но Байяз, кажется, не заметил. Он был слишком увлечен, он спешил к следующей каменной скамье.

– Здесь Скарпиус прочел свое воззвание об опасностях упадочных настроений и об истинном значении гражданства. Сенат замер, как околдованный. Его голос звенел, словно… словно… – Байяз помахал руками, будто надеялся поймать нужное слово. – Ах, да какое это имеет значение? Теперь в мире нет ничего, в чем можно быть уверенным. Прошла эпоха великих людей, руководствовавшихся собственными понятиями о том, что есть истина. – Он печально взглянул на каменный мусор, усеивавший пол колоссального помещения. – А нынче настала эпоха маленьких людей, которые действуют по необходимости. Маленькие люди с маленькими мечтами идут по следам гигантов… Но вы хотя бы можете увидеть, что когда-то здесь было великолепное сооружение!

– Э-э, да, правда… – неуверенно проговорил Джезаль.

Он захромал к стене за последним сиденьем, чтобы бросить взгляд на резные фризы: полуголые воины в неуклюжих позах пронзали друг друга копьями.

Все это, конечно, великолепно, но в зале стоял какой-то неприятный запах. Какая-то гниль, или плесень, или звериный пот. Так пахнут плохо вычищенные конюшни. Джезаль уставился в полумрак, наморщив нос.

– Чем здесь так воняет?

Девятипалый понюхал воздух, и его лицо внезапно вытянулось, выразив неприкрытый ужас.

– Клянусь…

Логен рванул меч из ножен, сделав шаг вперед. Джезаль обернулся, схватившись за рукоятки обеих своих шпаг. Его грудь сдавило от внезапного страха.

В первый момент он решил, что видит какого-то нищего: темная фигура в лохмотьях, на четвереньках припавшая к полу в темном углу, в нескольких шагах впереди. Затем Джезаль заметил его руки – скрюченные, вцепившиеся пальцами-когтями в выщербленный камень. А потом он увидел серое лицо, если это можно назвать лицом: обрубленный безволосый лоб, мощная челюсть с выпирающими несоразмерными зубами, плоское рыло, как у кабана, и крошечные сверкающие черные глазки, гневно уставившиеся на пришельца. Нечто среднее между человеком и животным, и гораздо более отвратительное, чем то или другое. Джезаль застыл, выпучив глаза. Теперь он поверил Девятипалому.

Было совершенно ясно, твари под названием «шанка» действительно существуют.

– Держи его! – заревел северянин, бросаясь вверх по ступеням огромного зала с обнаженным мечом в руке. – Убей его!