Прежде чем мы стали чужими

Я думал о том, что произошло с нами. О том, как она выглядела там, в метро, – все так же красива, но совсем другая. Никто не смог бы назвать ее хорошенькой. Хоть она и была невысокого роста, она была слишком красива для хорошенькой, с ее огромными зелеными глазами и гривой белокурых волос. Ее глаза казались запавшими, а черты лица – более жесткими, чем были, когда я видел ее последний раз. И мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что она не была больше той широкой, вольной душой, какой я знал ее когда-то. Попытки угадать, как она живет теперь, сводили меня с ума.

Из комнаты отдыха, расположенной дальше по коридору, донеслись приветственные возгласы. Я побрел туда и застал конец церемонии объявления моей бывшей женой всем коллегам о своей беременности. Вскоре после нашего развода я остро осознал, что все вокруг меня продолжают жить. А я, застыв, стою на платформе, глядя, как мимо, один за другим, проносятся поезда, и не знаю, который из них мне нужен. Элизабет уже добралась до следующей станции, где основала новую семью, а я пробрался обратно в свою кабинку, стараясь, чтобы меня не заметили. Мне было все равно, беременна она или нет. Я будто оцепенел… Но, тем не менее, по привычной обязанности, оставшейся от нашего развалившегося брака, написал ей письмо.

Элизабет,

мои поздравления. Я рад за вас. Я знаю, как сильно ты хотела детей.

Всего наилучшего,

Мэтт.

Через две минуты в мою почту упал ответ.

Всего наилучшего? Вот так, да? Прожив со мной больше десяти лет, ты так и не можешь сказать мне «с любовью»?

Я не ответил. Мне было некогда. Мне надо было снова попасть в метро.

2. Пять дней после встречи

МЭТТ

Каждый день в обед я ездил по клятой линии F как заведенный, от Бруклина до Центра и обратно, по часу в один конец, надеясь снова увидеть Грейс. Но мне не везло.

Дела на работе шли плохо. Еще три месяца назад я подал начальству заявление с просьбой отправить меня на полевую работу, но мне отказали. И теперь я вынужден был смотреть, как благословленные Элизабет с Брэдом ходят по офису, а все вокруг поздравляют их с будущим ребенком и повышением Брэда по службе, которое случилось немедленно после объявления о ее беременности.

Я же продолжал отвергать любое продвижение вперед в своей жизни. Я был застывшей лужей дерьма. Я вызвался снова поехать добровольцем в Южную Америку вместе со съемочной группой Нэшнл Джиогрэфик. Нью-Йорк перестал быть прежним. Джунгли Амазонки со всеми их прекрасными экзотическими болезнями казались мне привлекательнее, чем моя бывшая жена с ее раздутым от важности мужем. Но мое заявление не получило ни одобрения, ни отказа. Оно так и валялось у Скотта на столе в куче других заявлений.

Я размышлял о текущем состоянии своей жизни, пялясь на белую стену в комнате отдыха. Стоя возле кулера с полупустым бумажным стаканчиком в руках, я перебирал в памяти все пустые, незначащие годы, проведенные с Элизабет, и спрашивал себя: ну почему? Как вышло, что все пошло наперекосяк?

– Эй, старик, ты чего там? – раздался из открытых дверей голос Скотта.

Я повернулся и улыбнулся ему.

– Да ничего, просто размышляю.

– Ну, выглядишь ты вроде пободрее.

– Вообще-то я размышлял, как так вышло, что мне тридцать шесть, я разведен и сижу тут, зажатый в этой проклятой кабинке.

Скотт подошел к кофеварке, налил себе полную кружку и не спеша устроился возле стойки.

– Ты был трудоголиком? – выдвинул он предположение.

– Дело не в этом. Элизабет изменила мне не поэтому. Она бросилась в костлявые объятия Брэда, а он работает еще больше меня. Да блин, Элизабет сама работает больше меня.

– Да что ты все цепляешься за прошлое? Ты посмотри на себя. Ты высокий. С волосами. Да еще, – он помахал рукой в районе моего живота, – у тебя там, кажется, еще и мускулы?

– Это что, проверка?

– Да я бы убил за такую кучу волос, как у тебя.

Скотт принадлежал к типу мужчин, которые лысеют в двадцать два. С тех пор он брился наголо, как Мистер Мускул с рекламы моющих средств.

– Как бабы называют эту штуку? – спросил он, указывая на мой затылок.

– Пучок?

– Не, есть какое-то другое слово, посексуальнее. Но женщинам нравится эта фигня.

– Они называют это мужской пучок.

Он оглядел меня изучающим взглядом.

– Господи, Мэтт. Ты свободный человек. Почему ты не скачешь по саванне? Тошно смотреть, как ты тут киснешь. Я думал, ты давно пережил историю с Элизабет.

Я закрыл дверь в комнату отдыха.

– Ну да. Я давно пережил историю с Элизабет. Я вообще с трудом вспоминаю, что любил ее. Я любил свои фантазии – как мы путешествовали вместе, фотографировали, вот это все. Но даже тогда чего-то всегда не хватало. Может быть, я слишком много работал. В смысле, мы только об этом и говорили, нас только это и объединяло. Ну, и где я теперь?

– А что с девушкой из метро?

– А что с ней?

– Я-то откуда знаю? Мне казалось, это ты собирался ее найти.