Прежде чем мы стали чужими

– Ладно, Мэтти Следующий, – сказала она, остановившись перед дверью моей комнаты. – А что ты изучаешь?

– Фотографию.

– А, так я могла видеть тебя в Триш-колледже?

– Нет. Я тут впервые.

Она казалась озадаченной. Я явно ей кого-то напоминал. Оставалось только надеяться, что этот кто-то был ей симпатичен. Мы поставили чертов стол, и я прошел мимо нее, чтобы отпереть дверь. Наклонив голову, я пробубнил в сторону своих кроссовок: «Я перевелся сюда из Университета Калифорнии».

– Правда? Я никогда не была в Калифорнии. Не могу поверить, что ты уехал оттуда, чтобы торчать тут в этом Доме Придурков.

– Мне там было не в кайф. – Я обернулся и прислонился к двери, не отпирая ее. Наши взгляды встретились, и мы оба отвели глаза. – Мне надо было уехать оттуда на какое-то время.

Я понимал, что из-за нервов болтаю какую-то чушь, но мне не хотелось, чтобы она уходила.

– Не хочешь зайти, пока я буду распаковывать барахло?

– Давай.

Она подперла дверь пачкой книг, чтобы та не закрылась, помогла мне втащить стол в комнату и поставить его в нужный угол. Затем вспрыгнула на него и уселась там, скрестив ноги, как будто собралась медитировать или левитировать. Я во второй раз за день оглядел свое новое жилье. Стандартный общежитский набор мебели: длинная узкая железная кровать, стол, который я буду использовать для фотооборудования, на полу – старый проигрыватель с колонками, оставленный предыдущим жильцом, и пустая книжная полка. В большой коробке, которую я принес, были мои любимые книжки, диски, пластинки и фотографии. Мои лучшие работы, сделанные в Университете Калифорнии, лежали в кожаном портфеле. Грейс немедленно схватила его и начала перелистывать фотографии. В комнате было два узких, длинных окна. Солнечный свет, проникавший в них, заливал комнату, прекрасно освещая лицо Грейс. Казалось, свет исходит от нее самой.

– Вау, вот эта – потрясная. Это твоя подружка? – она вытащила фотографию потрясающе красивой девушки с выразительной чертовщинкой в глазах. Выдержка фотографии подчеркивала изгибы ее голого тела.

– Нет, она не была моей подружкой. Мы просто дружили. – Это было правдой. Но правдой было и то, что она спросила меня: «Хочешь потрахаться?» – прямо перед тем, как я нажал на спуск, делая это фото. А мой друг – и ее парень – молча наблюдал за нами. Говорю же, мне было не в кайф в этой Калифорнии.

– О, – тихо сказала она. – Но это прекрасное фото.

– Спасибо. Свет был отличный. Хочешь, я сделаю пару твоих?

Я увидел, как дернулась ее шея. Она нервно сглотнула. Глаза у нее расширились, и до меня дошло, что она думает – я предлагаю ей позировать обнаженной.

– В смысле, в одежде, конечно же.

Она с облегчением выдохнула.

– Конечно, с удовольствием. – Она все смотрела на фотографию. – Но я думаю, что тоже смогу позировать, как эта девушка, если фотография будет такого же качества. – Она подняла на меня свои зеленые глазищи. – Может, немного позже, когда мы получше познакомимся. Так сказать, из любви к искусству.

И ухмыльнулась.

Я изо всех сил старался не представлять ее голой. «Ага, из любви к искусству». Она сама была произведением искусства. На ней была белая мужская рубашка с закатанными до локтя рукавами. Две верхние пуговицы были расстегнуты. Ногти на ногах были покрашены розовым, джинсы на колене порваны, и сквозь дырку я видел голую ногу. Не отрываясь, я смотрел, как она начала заплетать свои белокурые волосы в косу, перекинув ее через плечо. Она заметила, что я не могу оторвать от нее глаз, но только улыбнулась, вместо того чтобы сказать что-то резкое.

– А почему ты называешь это Дом Придурков? – спросил я и отвернулся, чтобы начать распаковывать коробку. Мне нужно было отвлечься, чтобы не пялиться на нее все время.

– Потому что здесь такая долбаная тощища. Ну правда, я тут всего неделю, а уже чувствую, будто у меня вся душа умерла.

Я рассмеялся ее надрыву.

– Вот прям настолько?

– Ну да. Я даже на виолончели ни разу не играла, как сюда переехала. Боюсь, соседи жаловаться начнут. Кстати, ты мне дай знать, если тебе будет мешать моя игра. В стенку там стукни или что.

– В смысле?

– Я живу в соседней комнате. А репетиционные комнаты очень далеко, так что в конце концов я наверняка буду репетировать прямо тут. Я изучаю музыку.

– Классно. Я с удовольствием буду тебя слушать. – Я не мог поверить, что она будет моей соседкой.

– В любой момент. Вообще-то не многие живут в общаге на старших курсах. Вот у тебя какая причина?

– Другое жилье мне не по карману. – Я заметил, что у нее на груди был значок с греческими буквами. – А ты? Почему ты не живешь вместе со всеми в братстве?

Она ткнула в значок пальцем:

– Это-то? Он фальшивый. Ну, не совсем фальшивый – я его украла. Я живу тут, потому что бедна, как собака, и не могу позволить себе жить где-то еще. У родителей нет денег платить даже за учебу, и я почти не могу подрабатывать, потому что должна все время репетировать. А с этим я хожу бесплатно в их столовую на Четырнадцатой улице. – Она сжала кулачок и вскинула его в воздух. – Пи Бета Фи[1], даешь макароны с сыром!