Прежде чем начать свой бизнес

Очереди из крупнокалиберного пулемета пролетали все ближе и ближе. С каждым залпом пулеметчик на земле все точнее брал прицел. В летной школе нас учили, что тяжелый пулемет имеет большую дальность ведения огня, чем обычный пулемет, — вроде тех, что были установлены у меня на вертолете. Это означало, что он мог подбить нас еще задолго до того, как мы смогли бы подлететь к нему на расстояние выстрела из наших пулеметов. В этот момент неожиданно серия снарядов из крупнокалиберного пулемета прошла прямо перед лобовым стеклом моей кабины. Не раздумывая, я тут же сделал левый разворот и повел вертолет круто к земле, чтобы увеличить дистанцию между нами и вражеским пулеметчиком. Так как я совершенно не знал, что мне делать, я решил, что это даст мне хоть немного времени подумать. Лететь прямо на пулемет означало верную смерть. За то время, пока мой вертолет быстро пикировал в крутом вираже, я включил радио и стал посылать сигналы всякому, кто мог меня услышать: «Говорит вертолет морской пехоты „Yankee-Tango-96”. Обнаружил крупнокалиберный пулемет. Нужна немедленная помощь».

И — о счастье! Внезапно я совершенно четко и ясно услышал, как в наушниках сквозь потрескивание и помехи какой-то голос сказал: «„Yankee-Tango-96”, четыре штурмовика А-4 корпуса морской пехоты „RTB” (это означало, что они возвращаются на базу после задания) получают дополнительное задание, горючего достаточно. Дайте нам ваши координаты и ждите помощь».

Я почувствовал, какое облегчение прошло по кабине, когда я передавал по радио наши координаты летчикам реактивных штурмовиков морской пехоты. Не прошло и нескольких минут, как я заметил на горизонте четыре маленькие точки, быстро летящие над самой землей, — это к нам шла подмога. Заметив нас, командир звена самолетов радировал: «Прежде чем мы подойдем, приблизьтесь к „Charlie” и попробуйте вызвать огонь на себя. Нам нужно только увидеть трассеры, а об остальном мы позаботимся». Получив это сообщение, я повернул машину и снова направил ее в сторону крупнокалиберного пулемета. Как только он опять начал поливать нас трассирующими снарядами, я снова услышал по радио голос командира звена штурмовиков: «Цель замечена». Не прошло и пяти минут, как от этого крупнокалиберного пулемета ровным счетом ничего не осталось! Я и моя команда оказались теми парнями, которым этим вечером суждено было вернуться домой.

Другие команды — и та же боевая задача

Со мной это часто бывает: я просто тихо сижу, вспоминая и обдумывая события того дня. Хотя я и передал по радио: «Спасибо!», как только короткий бой был окончен, я до сих пор жалею о том, что так и не встретился с теми ребятами, чтобы лично пожать каждому из них руку и сказать слова благодарности. Мы служили в разных частях и базировались на разных авианосцах, но все выполняли одну и ту же боевую задачу.

Любая война ужасна. Война — это самое худшее проявление человеческой природы. Война — это такое время, когда мы используем наши самые совершенные технологии и посылаем наших самых храбрых ребят убивать наших братьев — других людей. За тот год, что я провел во Вьетнаме, я был свидетелем худших проявлений человеческой натуры, которые мне только доводилось видеть. Я видел то, чего мне хотелось бы не видеть никогда. Но я также смог мимоходом бросить взгляд на некую духовную силу, направленную на что-то такое, что выше нас, о которой я никогда не имел бы никакого понятия, если бы не пошел воевать. Когда для того, чтобы описать дружбу, которая завязывается между солдатами на войне, используют выражение «ватага братьев»[3], я всегда с интересом спрашиваю себя: может ли кто-нибудь из тех, кто не был на войне, знать, что оно означает, и испытать подобные чувства? С моей точки зрения, это духовная связь, направляющая человека к тому, что стоит выше него, — то, что называют миссией.

Когда речь идет о миссии

В наши дни считается модным рассуждать о миссии, как о единственной движущей силе при создании бизнеса. После того опыта, который я получил в корпусе морской пехоты и во Вьетнаме, я чувствую, как внутри меня волной поднимается скептицизм каждый раз, когда кто-то заявляет: «Миссия моего бизнеса заключается в том-то и том-то...» Мой скептицизм тут же заставляет меня задать вопрос: что значит для него это слово «миссия» — сколько в нем от настоящей миссии, а сколько просто от слова?

Побеждает тот, кто сильнее верит в свою миссию

Однажды я летел на вертолете в районе ДМЗ — демилитаризованной зоны, — которая отделяла Северный Вьетнам от Южного. Поглядывая вниз, на бушующую подо мной резню, я обратил внимание на нечто такое, что глубоко меня задело и встревожило. Вернувшись тем вечером на авианосец, я во время разбора полетов поднял руку и спросил: «Скажите, почему вьетнамцы с их стороны сражаются ожесточеннее, чем наши? Может быть, мы боремся не на той стороне? Или, может быть, не за правое дело?»