Прежде чем он согрешит

Только он подумал об этом, как услышал, как тихо открывается дверь в исповедальню. Потом он услышал, как кто-то сделал четыре шага до стула у шторы, а потом раздался тихий скрип стула под весом пришедшего. Отец Коул услышал шесть избитых слов:

«Простите меня, отец, ибо я согрешил».

«В каком грехе вы бы хотели признаться?» – спросил Коул.

«Я… я даже не знаю. Думаю, это называется идолопоклонство, но с примесью насилия».

«Расскажите о каждом», – сказал Коул.

На самом деле в это мгновение он пытался разобрать и вспомнить, кому принадлежал голос говорившего, но он казался незнакомым.

«И слава Богу», – подумал он.

«Мне больше нравятся люди, чем Бог, – сказал мужчина. – Я знаю, что должен искать мир и утешение в Боге, но… мне проще доверять и поклоняться тому, что я вижу. Людям. Плоти. Я стремлюсь к ним и возвеличиваю их выше Бога. Это плохо?»

«Нет, раз вы сами это понимаете, – ответил Коул. – Скажите, вы возвеличиваете знаменитостей или людей из вашего окружения?»

«Боюсь, всё не так просто. Они не знаменитости, это точно, но в то же время, это люди, обладающие некой властью и пользующиеся уважением со стороны окружающих».

«Как вы их идеализируете?»

«Всё началось с простой зависти, – ответил мужчина по ту сторону ширмы, – но потом стало хуже. Стало ужаснее. Я видел в них Бога, Деву Марию, Христа. Я хотел им поклоняться и… прославлять их».

«Это действительно проблема. А что вы скажете насчёт насилия,.. оно связано с идолопоклонством?»

«Я не знаю, – сказал мужчина. – Я лишь знаю, что чувствую себя полноценным, когда вижу их кровь. Чувствую, что совершил правильный поступок».

«Кровь?» – переспросил Коул. Он испугался и похолодел от ужаса.

«Да, отец. Я проливаю их кровь, чтобы все видели, кто они есть на самом деле. Они полноценны. Чисты. Праведны».

«Сын мой, боюсь, я не понимаю».

Ответа не последовало.

И вдруг Коул вспомнил сообщения о трёх погибших: Костасе, Таттле и либеральном пасторе Вудалле.

«Сын мой…»

И тут исповедальню начало трясти. Задвижка на двери, за которой сидел Коул, слетела вниз, и дверь распахнулась, издав тихий звук, похожий на треск щепок в огне. Он был так напуган взломанной дверью, что не сразу понял, что на пороге стоял мужчина, который сейчас входил внутрь.

«Я и вас идеализировал, святой отец, – сказал мужчина. – Простите,.. но вы этого достойны. Вы достойны славы…»

Не успел Коул открыть рот, чтобы запротестовать, как мужчина больно ударил его правой рукой. На долю секунды Коул увидел, что в руке что-то было, возможно, мешок с мелочью или какой-то инструмент. Что бы это ни было, удар был такой силы, что казалось, ему досталось бейсбольной битой.

Отец Коул откинулся на стену исповедальни, и перед глазами замелькали чёрные мушки. Желудок подкатил к горлу, а голова взорвалась болью.

Он увидел, как мужчина снова замахивается, но, слава Богу, потерял сознание до того, как почувствовал жуткий удар.

ГЛАВА 18

Макензи видит себя стоящей перед родительским домом. Она поднимается по ступеням и видит на крыльце стаю ворон. Она распугивает их и замечает, что у одного ворона на чёрной шее висит крестик. Ворон каркает на Макензи, когда она входит в дом. Закрывая дверь, она слышит, что вороны улетают.

Она входит в дом и видит на диване спящую мать. Дом погружён во тьму. Единственный источник света – экран телевизора, по которому показывают ночное развлекательное шоу. Ведущий молчит, глупо уставившись в экран, словно ожидает, чтобы Макензи заговорила первой.

Она проходит мимо телевизора в кухню. Она пытается включить в комнате свет, но лампочка не загорается. Она оборачивается в сторону гостиной и видит, что матери там больше нет. Входная дверь открыта, и она слышит, как вороны ходят по доскам крыльца, снова вернувшись на ночлег.

Макензи разворачивается и смотрит в коридор. Он выглядит нереальным и бескрайне длинным. Макензи идёт по коридору. На ходу она тянется к пистолету.