Прежде чем он захочет

«Что-то в последнее время я слишком много времени провожу в больнице», – подумала Макензи. В голове всплыл образ Брайерса на больничной койке. Она не могла не улыбнуться. Он бы гордился тем, что она раскрыла это дело, спасла жизнь Вонанам и предала убийцу правосудию.

Когда Эллингтон вышел из ванной, на нём были джинсы и футболка с «Вашингтон Редскинз». Врачи посоветовали на время выздоровления носить спортивные штаны, лёгкие шорты или другую одежду из лёгких и тянущихся материалов. С собой у него не было ничего подобного, поэтому он надел джинсы.

«Я подумал пока их не застёгивать, чтобы не давили, – сказал он, выходя из ванной и барабаня пальцами по ткани брюк, – но не хотел тебя дразнить. Похоже, я какое-то время посижу на скамейке запасных».

«Очень жаль», – ответила Макензи. Это была несмелая шутка, но она говорила искренне.

«Знаешь, – сказал Эллингтон, – я не большой поклонник тянущихся штанов и шортов, но у меня есть одна мысль. Ты не будешь надо мной смеяться?»

Макензи игриво и недоверчиво улыбнулась, когда они направились к двери: «Не знаю, что и думать».

«Просто доверься мне», – сказал он, взяв её за руку, словно это было совершенно естественно.

Так они и вышли из палаты, держась за руки.

«Просто доверься мне», – сказал он.

Макензи немного оторопела, осознав, что действительно доверяет ему решительно и безоговорочно.

* * *

Идея Эллингтона была по-детски глупой, но Макензи на неё согласилась. По дороге из больницы к мотелю они заехали в магазин, где продавалась пляжная одежда для всей семьи, и там Эллингтон купил яркие до рези в глазах пляжные шорты. Когда они вернулись в мотель, Макензи помогла ему переодеться, придерживая Эллингтона для баланса, пока он снимал джинсы и надевал шорты. Затем она собрала их чемоданы, а он заплатил за комнаты.

На то, чтобы дойти до пляжа, у них ушло не больше двух минут. Эллингтон очень медленно шёл по деревянному настилу, ведущему к берегу. Макензи услышала, как он застонал, спускаясь по ступеням на песок. В сотне метров от них волны разбивались о сушу. Над головой парили чайки, крича что-то друг другу. Слева на мелководье несколько ребят играли в фрисби, танцуя в волнах.

Это был тот же участок пляжа, на который Макензи приходила как-то вечером с компьютером в руках. Они нашли ту самую скамейку, на которой она тогда сидела. На ней никого не было, хотя вокруг скамьи было повязано мокрое полотенце, забытое кем-то из отдыхающих.

Они сели на скамью, и Эллингтон посмотрел на океан с тем же восхищением, с которым обычно смотрят на него дети. «Ты любишь море?» – спросил он.

«Всю жизнь была к нему равнодушна, – ответила Макензи, – но с этим делом оно начало мне нравиться. Есть в нём что-то умиротворяющее и хаотичное».

«Прямо как будто говоришь о моей жизни, – сказал Эллингтон. Он вздохнул и посмотрел на часы. – Не знаешь, когда ближайший рейс на Вашингтон?»

«Ещё не смотрела. Сейчас проверю».

Он кивнул, не сводя глаз с океана: «Макензи… наша ночь вместе была чудесной, и я ни о чём не жалею. При этом я знаю… Я знаю твои принципы. Если ты считаешь, что наши отношения могут помешать работе, тогда я…»

Поцелуй не дал ему договорить. Это был медленный и страстный поцелуй, после которого Макензи мило улыбнулся Эллингтону. «Я об этом не думаю, – сказала она. – Пусть всё идёт, как идёт».

Эллингтон мгновение раздумывал над её словами, а потом, соглашаясь, кивнул.

«Прости, что сорвалась на тебя вчера утром, – сказала Макензи, – когда ты заговорил об отце. Всё, что его касается… очень сильно меня задевает, но я работаю над собой».

«Всё в порядке. Я понимаю. Это очень личное и болезненное воспоминание».

«Да, всё верно, но… в общем, в деле появилась новая зацепка. Это случилось совсем недавно. Я устала держать всё в себе и собираюсь всё тебе рассказать, если ты готов меня выслушать».

«Прямо сейчас?»

«Думаю, да».

Эллингтон воспринял её слова спокойно. Он больше не смотрел на океан. Теперь он так же внимательно смотрел на Макензи.

И она рассказала ему всё. Она начала со своего детства в Небраске, когда маленькой девочкой вошла в родительскую спальню и нашла отца мёртвым с дыркой от пули в голове. Она закончила рассказ обнаружением визитной карточки на последнем месте преступления, карточки из антикварного магазина Баркера. С каждым словом она чувствовала, как ей становится легче. Слова освобождали её. Это было схоже с ритуалом изгнания дьявола или другой мерзкой сущности, которая в ней жила.

В какой-то момент Эллингтон взял её за руку, и говорить стало проще.

Макензи отвела взгляд от Эллингтона и посмотрела на океан. Глядя на волны, она вновь ощущала себя ребёнком. Ей казалось, что они уносили сказанные ею слова далеко в море, и что больше их никто никогда не услышит.

Это была глупая надежда.

Она сказала Эллингтону, что прошлое глубоко засело в её сознании, и это была неоспоримая правда. Оно сидело в ней невероятно глубоко и иногда причиняло жуткую боль.