Прежде, чем умереть

Пока Емельян повергал паству в благоговейный трепет, читая входные молитвы, на сцене возник наш протеже и нерешительно замялся, теребя витой ствол семисвечника. Глаза Игната, полные ужаса и влаги, бросали взгляд то на нас со Станиславом, но на спину Емельяна, будто ища поддержки. Первый выход на публику всегда такой волнительный.

— Пошёл! — зашипел ему Стас и коротко махнул рукой, но Игнат всё продолжал мацать церковную утварь. — Долго он — сука! — телиться будет?

— Дай парню собраться.

— Эй! — снова зашептал Стас сквозь стиснутые зубы. — Я сейчас сам выйду и всё скажу! Понял? И пеняй на себя!

— Не дави, — дёрнул я его за рукав. — А ну как в отказ пойдёт? Ничего не докажем.

Но толи вербальный посыл Станислава достиг цели, толи невербальный, в виде суровой рожи с пульсирующей веной, однако Игнат перестал теребить семисвечник и неверными ногами тихонько пошкандыбал навстречу публике. Поравнявшись с Емельяном, он сделал шаг в сторону и, уверившись, что святой отец до него не дотянется, воздел руки к небесам.

— Люди добрые! — проголосил он дребезжащим от волнения фальцетом. — Смилуйтесь надо мною!

Емельян замолчал и ошарашено уставился на своего подручного. Прихожане разинули рты.

— Я виноват, — продолжил Игнат, уронив руки, словно плети. — Страшно виноват перед вами, — и слёзы покатились по его впалым щекам. — Я так долго молчал.

— Игнат, — пробасил Емельян, не двигаясь с места, — ты нездоров. Пойди приляг, мы поговорим после службы.

Но пацан лишь мотал рыжей башкой.

— Не препятствуй богослужению, а нето... — пригрозил поп, но безуспешно, паренёк вошёл во вкус, и мандраж публичного выступления сменился куражом:

— А нето что?!

— Уймись! В тебя никак бес вселился!

— В меня?! Вот значит как, отче?! Так расскажите же этим добрым людям, как этот бес в меня проник!

— Пошла жара, — пихнул я Стаса локтем, посмеиваясь.

— Опомнись, Игнат, — повернулся «отче» к мальчишке и протянул руку.

— Не троньте меня! — отстранился тот. — Они должны знать!

— Ну давай уже, рожай, — буркнул Станислав.

— Ты сам не разумеешь, что говоришь, — отступил Емельян, приложив ладони к груди. — Вспомни, о чём мы беседовали с тобою, вспомни мои наставления.

— Наставления?! — заорал Игнат, присев, будто собрался прыгнуть на своего мучителя. — Молчать — вот все ваши наставления!

— Нет-нет, — замотал головой Емельян. — Я же объяснял. Будь благоразумен.

— Он лжёт вам!!! — гаркнул Игнат, тыча в священника пальцем.

— Заклинаю... — попятился тот, вцепившись в свою епитрахиль.

— Всегда лгал! Рядился попом! А сам...

— Нет, молчи.

— Он — чудовище! Чудовище!!!

— Эк мальца пробрало, — подивился я накалу страстей.

— Думаете, это черти в полях скачут?! — продолжил Игнат, полностью владея охуевшей от такого напора публикой. — Это его дети!!!

— Чего блядь? — вырвалось у меня само собой, и инстинкты подсказали, что пора двигать к выходу, ибо пацан ебанулся, а примерять гнев толпы на себя я желания не испытывал. Но то, что случилось дальше, заставило меня пересмотреть своё мнение о состоянии душевного здоровья Игната.

Отец Емельян, продолжавший весь второй акт пятиться вглубь храма, вдруг припал к земле и, сотряся своды душераздирающем воплем, прыгнул на иконостас, а с него — в окно, и был таков.

— Чтоб меня... — замер с раскрытым ртом Стас, нащупывая хлястик спрятанной под куртку кобуры.

— За ним! — пихнул я его в плечо и бросился к выходу, распихивая оцепеневшую паству. — С дороги, вашу мать!

Но наградой мне была лишь тень, скачущая по крышам изб и растворившаяся в утреннем тумане ещё до того, как я успел её толком разглядеть.

Тем временем из церкви донеслись звуки выстрелов. Станислав самоотверженно тащил через начавшую приходить в себя толпу Игната, паля в воздух и отвешивая люлей особо настырным, не забывая при этом разъяснять ситуацию:

— А ну съебли нах**! Он свидетель! Куда сука лезешь?! Это дело Навмаша! Положу всех кхерам собачьим! Дорогу!

На пальбу примчались Ольга с Павловым и включились в процесс спасения «свидетеля».

— К старосте его, и держать оборону, — приказал я Оле, а сам взял на себя обязанности переговорщика с негодующим народонаселением, раскинув руки на манер несущего благую весть волхва: — Ну-ка все замерли на месте и слушаем меня, или будете слушать пулемёт! Вот так, да, не надо окружать, а то неслышно будет! Нет, сначала говорю я, а уж потом вопросы! Итак, друзья мои, сегодня вы все стали свидетелями феноменального явления, которое в научных кругах называется мимикрией. Чтобы всем было понятно, мимикрия — это такая хитрая наёбка, когда вы думаете, что перед вами отец Емельян, а на самом деле там неведомая х**ня в рясе. Но не стоит волноваться! — повысил я громкость, стараясь перекричать зароптавшую толпу. — Всё будет в порядке, для того мы и здесь! Операция по изобличению выродка-самозванца прошла блестяще, в чём все вы могли убедиться. И звонарь Игнат оказал в этом деле неоценимую помощь следствию. В связи с некоторыми вновь открывшимися фактами нам ещё предстоит допросить его и сделать соответствующие выводы. Однако в целом ситуация нормализована, и опасность миновала!