Ледяные ветры смешивались с жарким дыханием муссонов. За возникновением жизни следовало вымирание жизни.
Динозавры ревели и гибли от своей собственной величины, вулканы доносили свои вести из глубины и затухали, птицы поднимались в воздух и кружили над частями света, которые, гонимые перепадами температуры, постоянно отдалялись друг от друга. На смену хрупкому яйцу пришло живорождение, новорожденные звери пили молоко своих матерей, летучие мыши шныряли в дебрях тропического леса и уже не боялись вымирания.
Так миллионы лет.
Возникли Альпы. Распри между каменными гигантами, их имена гнейс, гранит, доломит, известняк, сланец. Из южной пустыни прибыл один из них, чтобы принять участие в битве, Веррукано, старец, рыжеватый, сын огненной матери-магмы, он ринулся на юнцов и прижал их к земле, пока они не сдались. Но тот, кто занял место наверху, больше всех оказался под натиском бурь, града, снега и льдов и скорее выветривался, то тут, то там отрывалась глыба от великана и с грохотом падала вниз, рассыпаясь на мелкие части.
Еще двадцать миллионов лет до того, как человек увидел горы и в страхе заглянул в другие глаза, услышав грохот падения скальных обломков.
Ледники расползались и отступали снова, снова расползались и гнали прочь племена людей на поиск более приветливых мест. Один из них, что расположился у подножия древнего Веррукано, взял с собой все эти обломки в дальнюю дорогу, и в своем более чем тысячелетнем странствии он только рос, и у него было достаточно времени, чтобы своим ледовым нажимом отшлифовать эти камни, и когда его язык начал таять и он сам отправился в обратный путь, их он оставил лежать на новых местах. Он оставил после себя углубление для морского ложа, следы глетчера постепенно затянулись почвой, которая покрылась травой и деревьями, углубление заполнилось водой, откуда вытекла река, на берегу которой на холме кельты построили поселение, где позже римляне воздвигли крепость: Турикум.
Принято считать, что камень ничего не чувствует, ничего не слышит и ничего не видит. Так что приходится сказать, что камень, который двадцать тысяч лет назад с глетчером дошел до Цюриха и был здесь укрыт землей, вел монотонную жизнь, ибо он остался лежать под почвой, землей отторгнут от своих прежних спутников, быть может, порой на него натыкался своим носом крот, быть может, скользил по нему порой дождевой червь, но о том, что творится там на земле, не ведал он ничего. Без него Карл Великий основал Гросмюнстер, без него обезглавили Ганса Вильдманса, что ничуть его не тронуло, как не тронули и проповеди Гульдриха Цвинглиса, и пушечные выстрелы, которыми французы во время войны коалиций изгнали из города русских и австрийцев, не проникли в глубину почвы и были лишь отголосками того грохота, с которым в палеоцене проволоклись пенниновые слои по коре Европы.
Камень не думает, камень не радуется, камень не грустит, камень не голодает, камень не испытывает страха, камень не любит, камень не ненавидит, у камня нет ни друзей, ни врагов. Камень не действует. Он испытывает только то, что творят с ним внешние силы, силы инерции, силы тяготения. Он, как говорится, кувыркается, если катится с высокой насыпи вниз. Собственно говоря,
Когда ковш экскаватора выгребает его из-под груды развороченного щебня и бросает в контейнер для строительного мусора, поскольку обновляется канализация, он в первый раз после двадцати тысяч лет заключения снова выходит на свет. Мы бы дали ему с удовольствием вздохнуть и почувствовать свежеть весеннего дня, если бы мы не понимали, что это непозволительное очеловечивание. К тому же он покрыт слоем грязи, и даже если она к концу недели, пока он лежит на самом верху кучи, постепенно высохнет, несколько осыплется и обнажит его красноватую гладкую поблескивающую поверхность, все останется по-прежнему: Камень ничего не чувствует.
Четырнадцатилетний подросток из местной общины, который вместе со своим школьным товарищем вечером 1 мая приехал в Цюрих, поскольку прослышал, что здесь происходит нечто неслыханное и что в этом неслыханном можно принять участие, уже битый час слонялся среди людей в масках, надвинув на лоб капюшон своей футболки и прижав к лицу носовой платок, пытаясь избежать облака слезоточивого газа, исходящего со стороны строя голубых марсиан, марширующих, прикрываясь щитами, по всей ширине улицы в противогазах и шлемах. «Свиньи!» и «нацисты!» — слышал он крики слева и справа от себя. И тут он проходит мимо контейнера, немного помедлив, хватает камень, оборачивается и запускает его в преследователей.
Камень подчиняется законам физики, которые придают ему определенную начальную скорость и направляют по некоторой баллистической кривой. Он попадает вовсе не в голубой мундир, а в бегущую девушку, которую оттеснили в переулок. От удара в голову девушка падает, два полицейских склоняются над ней, третий вызывает по рации машину скорой помощи.