И вдруг он понял, что никто его не хватится. Разве что его младшая сестра, которая вместе со своим мужем владеет Домом престарелых на Тугерзее? Пожалуй, прошло уже почти полгода, как они что-то слышали друг о друге. Его дочь в Канаде? Он обычно звонил ей, не она. Может быть, надо было попробовать не звонить ей до тех пор, пока она сама не объявится, просто, чтобы узнать, нужен ли он ей? Да, так он и сделает, когда снова будет дома. Но он пока еще не был дома, он был в кантоне Граубюнден на горной вершине, на которую он хотел взойти лишь ненадолго, и теперь он потерял дорогу в снегу и тумане.
Сейчас очень важно, подумал он, помыслить трезво. Первое, надо предупредить своих партнеров в Андерматте, что он опаздывает. Он открыл свой портфель, вынул папку с документами и нашел номера участников. Лучше всего сейчас попытаться позвонить по мобильному телефону дежурному офицеру в крепости. Он зажал папку под мышкой, закрыл портфель и поставил его рядом с собой на травяной покров. Портфель тут же заскользил дальше, проехал вниз пару метров и остановился, зацепившись в ольховнике. «Дерьмо!» — услышал свой голос Баумбергер, и снова вспомнил о договоре с самим собой, согласно которому он должен мыслить трезво. Прежде всего, звонок. Он точно отметил для себя, где лежит его портфель, на тот случай, если туман еще усилится. Потом он достал телефон из кармана кожаной куртки, включил его и ввел свой пароль. Он долго настраивался, и когда, наконец, настроился, на экране появился знак: «только экстренные вызовы!» Баумбергер закусил губу. Этого еще не хватало! Мертвая зона! Он еще немного подумал и снова спрятал телефон во внутренний карман своей куртки, не выключив его. Он не хотел бы извещать Андерматт через экстренный вызов, такого позора он хотел бы избежать. Он был, возможно, в затруднении, но явно еще не в опасности, и он может снова через несколько минут оказаться в радиусе действия телефонной связи, в конце концов, перевал где-то недалеко и лыжная горная станция тоже.
Теперь надо достать портфель. Он взял папку с документами в левую руку, принял положение параллельное к склону, выставил наготове правую руку, чтобы удержаться, если он вдруг заскользит. Снег все еще продолжал идти и уже лежал мокрым слоем на земле и растениях. Он осторожно переступал с ноги на ногу, приближаясь к ольховнику, где лежал портфель. Когда он уже был с ним почти рядом и уже хотел за ним нагнуться, он остановился, чтобы еще раз оценить ситуацию. Это был ползучий кустарник, портфель запутался в его ветвях, и сквозь листья ольхи можно было различить поблескивающую от влаги сланцевую промоину, которая круто обрывалась вниз. Внимание, Баумбергер, главное, внимание. Он прислонил папку к тонкому стволу. Потом он опустился на колени, схватился за крепкий ольховый сук правой рукой, которой он доверил весь свой вес, и стал выуживать левой рукой свой портфель. В этот же миг куст вывернулся из мягкой почвы, и Баумбергер покатился вниз в промоину, не выпуская сук из руки, ветки куста хлестали его по лицу, он сам перевернулся два или три раза, пока его не остановил небольшой уступ. Он цепенело продолжал лежать, и только когда уверился, что уступ его держит, попытался выпутаться из куста и выпрямиться. Он пошевелил поочередно руками и ногами и обрадовался, что они еще целы. Боль в суставе руки оставалась, и теперь, когда он уперся, чтобы приподняться с земли, он почувствовал резкую боль в левом боку.
Новая попытка рассуждать о своем положении трезво и ясно ни к чему не привела. Он сидел на небольшом уступе на краю крутой промоины, запутавшись в ветвях ольхового куста, который вместе с ним скатился по склону. Склон под ним был также крут и порос травой, на которой уже начинал схватываться влажный снег. Вокруг него за несколько метров все терялось в густом тумане. Он даже не представлял себе, на какой стороне холма он находится. Его портфеля уже нигде не было видно, как и папки с бумагами, подготовленными к заседанию. Ничего не было слышно, ничего, кроме ветра, который с переменной силой сквозил вдоль склона. Или кто-то там крикнул? Баумбергер вслушивался в неизвестность. Потом он закричал, во всю силу своего голоса: «Алло!» Его страшно испугал звук его собственного крика, испугало то, как он закричал. Никто не ответил. Даже звон колокольчика на шее козла был бы сейчас для него утешением.