Президент и другие рассказы, миниатюры, стихотворения

Политиков, чьи имена были известны только из газет, теперь можно было увидеть воочию, немец Штреземан со своей сияющей лысиной пил по вечерам на Пьяцца Гранде свое пиво, француз Брин, маленький и несколько сутулый сходил однажды в кино, Чемберлена, британца, наблюдали вместе с женой на прогулке вдоль Лидо, и мы в Гранд Отеле видели их, естественно, совсем близко, за завтраком или за обедом, и персонал старался с раннего утра до позднего вечера, и никто из нас не имел права отсутствовать. Однажды шеф-повар схватил меня около двенадцати на задней лестнице, когда я, смертельно уставший, хотел спуститься в мою комнату, и заставил меня помогать ему намазывать хлебцы, которые я должен был потом разносить на полночную пресс-конференцию, и я услышал, как Гранди, правая рука Муссолини, угрожал всем итальянским журналистам, что если завтра вдруг появится хотя бы одно слово о проекте договора в их газетах, эти газеты будут тут же запрещены. И потом я подавал этим журналистам мои хлебцы, а Луиджи, второй помощник официанта, разливал им шампанское. Так я понял, что значит свобода прессы, и мне стало ясно, почему наш печатник с таким возмущением говорил о фашистах.

Не только весь Локарно был в возбуждении, но и наша маленькая ячейка. Коммунисты, как учил наш печатник, должны быть категорически против этих переговоров.

Германия, которая вернула свое влияние, усиливает правые и буржуазные силы в Европе, и таким образом мешает революционному перевороту. Вот почему эту конференцию по мнению коммунистов следует саботировать.

Как коммунисты это некогда проделывали, я узнал после нашего собрания и незадолго до начала конференции, когда печатник задержал меня и сказал, что поскольку я работаю в Град Отеле и нахожусь рядом с политиками, не вызывая в них подозрения, все товарищи ожидают от меня великого подвига ради мировой революции. „Какого подвига?“ — спросил я, и тогда он открыл портфель, в котором лежало несколько брусков динамита, и показал мне, как надо поджигать бикфордов шнур. „Он рассчитан на 10 секунд, — сказал он, — чтобы ни у кого не было времени спастись“.

Я побледнел. „Это значит…“

„Да, Эрнесто, это значит, что твое имя будет стоять во всех учебниках истории. И Пьяцца Гранде будет называться площадью Эрнесто Тонини. Понятно?“

„Понятно, шеф“.

„Пролетарии всех стран… — соединяйтесь“, — пробормотал я и отправился домой с портфелем под мышкой, и так как у меня к тому времени уже была отдельная комната величиной с хороший чулан, я положил динамит в чемодан, который хранился у меня под кроватью.

Я быстро пришел к своему решению. Моя жизнь до этой поры была тяжела и безрадостна, друзей кроме ячейки у меня почти не было, особых шансов продвинуться в гостиничном деле я не имел, жалеть обо мне будет некому, зато мое имя узнает весь мир, и мои братья и сестры когда-нибудь будут пить лимонад на площади моего имени».

Эрнесто Тонини замолчал и попросил меня подать ему стакан с чаем с ночного столика, и когда я его передал, он выпил чай небольшими глотками и облизал языком свои пересохшие губы.

Я налил ему из чайника еще стакан, но он отклонил его и продолжил свой рассказ.

«Конференция началась, и вопрос был в том, как я смогу в один момент поразить как можно большее количество участников. Кроме того, что было проверено крепление люстры, которая висела в вестибюле в пролете четвертого этажа, одной из мер предосторожности было то, что делегации во время обеда рассаживались как можно дальше друг от друга, так что мне приходилось выбирать, на какую из делегаций совершить покушение.

Самыми важными объектами были, несомненно, английская и французская делегации. Я уже решил выбрать английскую, так как Чемберлен был председателем конференции и так как мадам Бриан дала мне чаевые, когда я ей доставил в гостиничный номер букет цветов от градоначальника.

И тут случай предоставил мне возможность, за которую мне будет благодарна история.

Одним из самых важных гостей, которые входили и выходили из нашего отеля и перед кем все вытягивались в струнку, был француз по имени Лушер. Это был капиталист из учебника, печатник называл его имя с особой ненавистью, когда говорил о нищенских зарплатах пароходного общества и железных дорог Чентовалли, ибо те принадлежали господину Лушеру, к тому же именно его заслугой было то, что конференция состоялась не где-нибудь, а здесь в Локарно.

Так вот, месье Лушер заказал у кондитера отеля большой торт, который на следующий день должен был быть доставлен на его теплоход „Фьор д’аранчиа“. Вскоре просочились сведения, что на этот корабль на прогулку по озеру будут приглашены самые главные персоны этой конференции, там они смогут продолжить свои дебаты в более приятной атмосфере.