Президент Московии: Невероятная история в четырех частях

Беседа поначалу не клеилась, разговор на ощупь прокладывал свое русло, так робкий ручеек в сомнениях блуждает между нависающими неровностями земли, чтобы в результате выбрать оптимальный путь свободного и полноводного шествования. В конце концов, Чернышев сказал: «Я давно ждал вас, господа», – и это была правда. Его новации уходили, как вода в песок: почти всё, что он инициировал, обретало форму закона, отливалось в четкие и бесспорные формулировки, конкретизировалось подзаконами, указами, инструкциями – иногда с ощутимым сопротивлением, чаще – легко и плавно, – но результат от всех этих побед был нулевой. Без кардинальных финансово-экономических сдвигов политические изменения невозможны. Особые надежды Чернышев возлагал на приватизацию всех общегосударственных телеканалов и других медиасредств – без этого не разбудить, не расшевелить спящее общество, и на снятие претензий к приватизационным сделкам, с обязательной компенсацией – без этого не стимулировать промышленно-экономическую активность и не пополнить оскудевшую казну, а без хорошего задела было невозможно слезть с нефтегазовой истощившейся иглы и начать нормальную экономическую жизнь. Капитаны крупного бизнеса не особенно торопились отметиться по этим жизненно важным, прежде всего для них, вопросам, и Чернышев начал заметно нервничать: его планы делались призрачными, жертвы напрасными, жизнь загубленной. Однако все имеет свое окончание, и, когда фрау Кроненбах доложила о просьбе двух тузов назначить аудиенцию, Олег Николаевич, облегченно вздохнув и, соблюдая необходимый престижный минимум всего в три дня, незамедлительно пригласил гостей.

Он принял их в неформальной обстановке – в малом парадном кабинете: коньяк Louis ХШ, орешки, тонко нарезанный твердый зрелый сыр Бофор, тарталетки с гусиной печенью и морские гребешки, специально приготовленные фрау Кроненбах, женским своим нутром чувствовавшей важность этой встречи для своего шефа. Честно говоря, Чернышев постепенно начинал доверять своему секретарю и привязываться к ней, и, что было недопустимо, она начинала отвечать взаимностью.

Никто ни к чему не притронулся.

Прозрачный финансист, не глядя в глаза собеседнику, промямлил о причинах столь долгого отсутствия: хотели сразу же явиться, но кто постоянно проживает в Австрии, кто в Монако, кто и вообще – в Уругвае или на Сейшелах – ныне, в век Паутины, работать можно из любой точки – тяжеловес согласно кивал, пока со всеми связались, пока перетерли проблемы, выбрались в Москву – sorry, really sorry… Чернышев перебил: давайте ближе к делу. – «Ближе к телу», – вставил крепыш и сам расхохотался своей оригинальной шутке – сочно, мощно, надсадно. – «К телу, так к телу», – крепыш моментально стер с лица следы хохота, Чернышев довольно улыбнулся и расслабленно облокотился на спинку кресла.

– А ситуация с телом такова, – начал промышленник и посмотрел на финансиста. Финансист продолжил, блуждая взглядом по поверхности полированного стола: «Мы все очень благодарны господину президенту… э-э… за его инициативы и за ту энергию, с которой он претворяет… э… в жизнь свои… э-э… новации», – глаза округлились и разъехались в разные стороны, будто говоривший сам удивился своим словам. Человек-живот, напротив, удовлетворенно склонил голову. Молниеносно переглянулись.

Пас перехватил крепыш, начав неторопливо отвешивать свои слова-гири. Чтобы не тянуть… резину. Как говорят… в народе… В народе говорят: семь раз отмерь… Мы отмерили… России повезло… что вы… Бог вас… послал… Но… как бы сказать… Это – не для нас, – рокотал его подземный бас, казалось, что голос идет не из горла, как у всех homo sapience, а из желудка.