Президент Московии: Невероятная история в четырех частях

Желтая тусклая лампочка три раза мигнула под потолком и погасла. Небо засерело в узком оконце, и он понял, что начинается утро. День обещал быть удачным. В камере потеплело, это он узнал по тому, как иней на стенах мягко сменялся мелкими каплями ледяной испарины. Новый Хозяин – присланный из Москвы выпускник Высшей пенитенциарной академии имени Юрия Калинина, придурковатый новатор-идеалист, как сообщалось в маляве, полученной конем два дня назад, – начал своё правление с изменения режима, и подъем перенесли на 15 минут позже, и это тоже было большой удачей, так как проснулся он по многолетней привычке в 4 часа 45 минут, но можно было не вскакивать со второго яруса нар, как раньше, а полежать, закрывшись с головой под короткой дерюгой, заменявшей одеяло и поджав ноги под задубевший ватник, согревая себя собственным дыханием, полежать и подготовить свое тело, свой разум и всё то, что называлось некогда душой, к очередному дню. День должен был быть удачный. Новеньких малолеток, шесть человек, давеча доставили по этапу, так что пайки на них нарезали. Придурки в хавалке Закон знали. Однако свежачков, как и принято, тут же отдали на вахту надзорсоставу и вертухаям, откуда им не выломиться дня два-три. Пока не опустят до плинтуса. Поэтому день или даже два ихние пайки разделят на восемь мужиков, что для него, мочившего рога без срока, было сильным подарком. Кроме этого через два дня его должны были этапировать на свиданку с адвокатами. По неписаному закону за день до отправки, чтоб не плюхался в голодный обморок, давали 50 грамм сливочного масла и яблоко. Что тоже было большим сеансом. Масло он слизывал моментально прямо в хавалке, но яблоко делил на восемь частей и делился. Прошли те времена, когда ему слали большие посылки, которыми кормилось пол-лагеря. Ныне же посылать было некому и не на что. Что-то могли притаранить адвокаты, но и они тянули из последних. Гонорары давным-давно иссякли, так что дело они вели за свой счет, оплачивая, в том числе, из своего кармана и поездки в самые отдаленные уголки необъятной, бля, родины. Так что особо на кусок колбасы он не надеялся, в отличие от мужиков своей бригады, которые уже за три месяца отсчитывали каждый день до законного пиршества. Когда-то за предложенную сокамернику папироску или кусок пайки, тем более, мандаринчик из посылки, давали взыскания, а то и кондей, теперь же, когда убедились, что он никогда не выйдет, перестали обращать на это внимание, и народ потянулся к нему…

Место заключения главного Сидельца и личного врага наций (ЛВН) было тщательно засекречено, даже сокамерники не знали, кто он, ибо ещё перед последними Единодушными Выборами ему перекроили лицо, по той же причине совершенной секретности вывозили его на свиданку с адвокатами за тридевять земель – конспирировали реальное местонахождение. Чтобы ни одна собака…

Короче, всё складывалось неплохо. До развода оставалось около часа, он вполне мог подштопать прохудившийся ватник и съесть кусок сахара, заныканный с позавчерашнего праздничного обеда: по случаю третьей годовщины последней инаугурации Лидера Наций к морковной баланде и брикету соевого жмыха, к чаю из той же мерзлой моркови дали два куска сахара. Один был съеден немедля, а второй припасен. Сейчас он в спокойствии душевном положит драгоценный кусочек рафинада, и минута блаженства ему обеспечена. Зубов почти не осталось, но язык с восторгом стал прижимать тающий подарок судьбы и Президента к нёбу. Послышались шаркающие шаги Теряка – надзирателя, что у кума Федоренки в женках состоял. Теряк долго возится у щитка. Он вообще – тормоз. Федоренка его, видать, хорошо ночью в натопленной подсобке пропахал. Пока рубильник отыщет, пока, перекрестившись, отдраит его от панели, ещё минута-другая пройдет. Тут и сахар закончится, но его вкус долго ещё рот радовать будет и душу греть. Заскрипели железные, ржавчиной проеденные, но ещё мощные решетчатые ворота, лениво вскарабкивающиеся к потолку, открывая путь из камеры в мир Зоны.