Президент Московии: Невероятная история в четырех частях

Игорь Петрович звонил откуда-то рядом. Через 10 минут он был у Павлика. Не раздеваясь, лишь расстегнув свое серое пальто, присев боком на первый попавшийся стул, он начал без приветствий, извинений, предисловий, как всегда кратко, тяжело, угрюмо. «Вам надо сваливать. Первая уедет Рита с детьми. Завтра утром». – Рита стояла у стены, прикрывая руками распахивающийся отворот халата, без очков, близоруко щурясь, не спрашивая и не перебивая свекра. – «Потом ты, Павлик. Вместе нельзя. За Ритой могут не пойти. Мало ли куда. Может, на Багамы. Завтра утром, в 9:30 у моего ангара, у «Боинга». Взять самое необходимое. В руках держать летнюю чепуху, типа солнечных зонтиков, надувного матраца или детских панамок. Очки от солнца. Я провожать не буду. Павлик может. Но без слез и прочих нюней. Жена с детьми едет отдыхать на недельку… до второго. Здесь – кредитные карты, паспорта на разные фамилии с визами. Наличные – немного – сто тысяч зелени». – «Куда?» – «Узнаешь в самолете, по пересечении границы. Пилот и охрана тоже узнают по пересечении. Сейчас – никто!» – «А Павлик?» – «Павлик – чуть позже. Другим маршрутом. Как найдетесь за кордоном, моя забота. Сделаю всё, чтобы вас спасти!» – «А вы?» – «Лишний вопрос. Ещё вопросы есть? Нет вопросов. Тогда присядем на дорожку. Помолчали… Ну, всё. Больше, наверное, не свидимся. Помните, я вас любил. И люблю. И всё сделаю…». Он быстро встал, запахнул пальто, у двери резко обернулся, неожиданно улыбнулся – впервые за всю Павлика жизнь, – постоял, согнал улыбку, сказал: «А всё то, что обо мне говорят – правда…». И ушел.

Вопросов, бушевавших в душе Павлика, было масса. Почему он должен бежать из России? Что он сделал, что мог сделать? Отец – да, понятно. Хотя, скорее всего, он даже черные дела – а черных дел было выше крыши, и загубленные жизни невинных людей, и разоренные предприятия, целые отрасли, и кровь, и пыточный смрад – эти дела он делал по законам, законам чудовищным, но не им же написанным, более того, он никогда, ничего не делал без воли Президента, вопреки его намерениям. Он мог подать идею, мог подсказать решение проблемы, но всё равно, Президент принимал решения самостоятельно, а если и не самостоятельно, то «водила его рукой» другая сила, к которой папа имел такое же – подчиненное – отношение, как и сам Лидер Наций. В любом случае, при чем здесь Рита, дети, он – Павлик. Папа давно настаивал на том, чтобы сын изменил фамилию, внешность, исчез из сего суетного мира как Павлик Сучин – «президентские дети же полностью сменили все: от имен и фамилий до окраса волос и формы носа». – «А как насчет пола?!» – «Не юмори, кровью твой юмор может обернуться», – свирепел папа, и сын умолкал. Кажется, папа был прав. Как всегда.

Они больше не ложились. Рита надела роговые очки, которые ей очень шли, делали ее строгой, неприступной, но безумно желанной. Павлик даже сделал поползновение. Рита сняла очки, посмотрела с такой отчаянной печалью, что Павлуша стушевался, и они продолжили сбор детских вещей. Все эти часы, что они собирались, Павлик прерывал молчание своими вопросами, Рита не отвечала, он замолкал, но через какое-то время опять взрывался: «Ну почему ты, дети?!». В конце концов Рита сняла очки, протерла привычным движением большого и указательного пальцев покрасневшие от напряжения и недосыпа глаза – так она протирала уставшие глаза, возвращаясь с ночного дежурства в больнице, – и тихо промолвила: «Ты не понимаешь, в какой стране мы живем». Потом помолчала и добавила: «А папа твой, ты уж прости, отнюдь не ангел, мягко выражаясь. И руки у него по локоть… Но он знает, где он живет!»

Утром в назначенное время они были у ангара. Танюша держала в руках большую надувную рыбу-кит, а Ванечка – лопатку и ведерко с нарисованным грибом. Команда была одета по-летнему. Диспетчер пожелал хорошего отдыха. Павлик несколько раз наставлял, чтобы дети не обгорели: с багамским солнцем шутки плохи. Ровно в 9:40 взревели моторы. Рита подошла, сняла очки, протерла привычным движением глаза, прижалась, обняла – как тогда, в белую ночь на Неве – и прошептала: «Не волнуйся, детей я спасу».

* * *

С Мещерским Чернышев познакомился в день прибытия. Князь встречал его во дворце Говоруха-Отроков – «моих старинных друзей, здесь вам будет спокойно, уютно, тепло; это частное владение и журналюги вас здесь не достанут; это не гостиница». На этом попрощались. Мещерский своей краткостью, деловитостью, аристократизмом и обаянием ума понравился.

Позже Чернышев ощущал невидимое присутствие князя, его поддержку, и доброжелательное внимание, и это внимание, поддержка и ненавязчивое присутствие согревали его. Не оценить это было невозможно.

Наконец, князь испросил аудиенцию, и Чернышев с радостью ее предоставил.

Предлогом для аудиенции послужила статья в газете Boston Globe, с которой князь Мещерский счел нужным ознакомить своего протеже. Чернышев статью читал в Интернете – Наташа навела, но воспользовался предлогом для более тесного и, как ему показалось, необходимого для него знакомства.