Действительно, иначе с этим народом нельзя. И больно, и тяжко, и противно всем его убеждениям, выстраданным с юности, было не только поощрять то, что творилось в стране, но даже присутствовать при этом, наблюдать за этим, предполагать это. Но он и предполагал, и наблюдал, и присутствовал, и поощрял, и возглавлял. Видимо, нельзя любить, не причиняя страдания и себе, и любимым. Сейчас этими любимыми были его Родина и его народ, частичкой которых – маленькой и незаметной – он себя ощущал, и которой, в действительности, был. И делая больно этим любимым, он делал больно самому себе, невольно убивая, или способствуя такому убийству, он убивал самого себя, какую-то часть себя. И он понимал, чувствовал это. Боль эта была невыносима. Но заставляя себя страдать, преодолевая это страдание, попирая, в сущности, боль и страдания матерей, на глазах которых мучили, пытали, насиловали и убивали их детей, мужей, до крови кусавших свои руки от бессилия предотвратить, или хотя бы облегчить страдания своих жен, матерей, сестер, умиравших от этих ужасов, детей, испуганно и беспомощно взиравших на своих родителей, которые позволяли творить с ними – их детьми, единственными и любимыми – то, что с ними творили, стариков-родителей, которые даже не могли закрыть глаза своим внукам и внучкам, прикрыть лохмотьями их изувеченные тела, – заставляя себя делать всё это, преодолевая себя и ломая свое существо, он с ужасом понимал, что иначе нельзя спасти свой народ, свою Родину, как нельзя спасти умирающего без операции, даже безнаркозной, мучительной, кровавой. И постепенно, сквозь слезы и спазмы сердечные, он начинал ощущать свою силу и свое призвание: призвание вождя и спасителя. И виделось: будет ещё хуже, и прольется кровь, кровь не только злодеев, но и невинных, и крови невинных будет несравненно больше, нежели черной злодейской крови, и как долго ни будет сопротивляться его существо, его разум, его воля этой жертве, но он пойдет на неё, он вскроет гнойник, чтобы спал жар, прошибло бы потом измученное тело его Родины, и наступил бы покой. И ещё. Где-то глубоко-глубоко, втайне от его сознания, крадучись, опасливо озираясь и приседая от ужаса, пробиралась серенькая гаденькая мыслишка о том, что его предшественник, куда-то таинственно пропавший и затаившийся, в чем-то был прав: черт с ними, со всеми прогрессами, модификациями, модернизациями, графенонизациями. Этой стране и этому народу нужны только покой, порядок и крепкие вожжи. Россия – как огромный до краев заполненный сосуд. Нести его должна мощная рука, коей неведомы колебания, минутная слабость, дрожь. Иначе – все прольется… нет, хлынет. И не вода, а жуткая кровавая смесь опять затопит землю. Так было со времен призвания Рюрика, так и будет до Страшного суда. И права была Наташа… Как давно он ей не писал, не звонил. И она молчит…
Впрочем, князь ждет. Сказать хочет. Опять внушать что-то будет.
– Олег Николаевич. Коль скоро мы остались одни, хочу этим воспользоваться и продолжить начатый разговор.
– Не торопитесь, нам не помешают… Фрау Кроненбах, меня не беспокоить. Слушаю, Димитрий Александрович.
– Вы задали вопрос: кто виновен в этой кровавой вакханалии.
– Кто?
– Олег Николаевич, я никогда не скрывал своего отношения к Крачковскому. Весьма негативного. Мне он неприятен во всех отношениях. Но это – не он! Поверьте. Я видел, как он мотался на своем драндулете – жмот он все-таки, наворовал выше крыши, а новый «Питон» купить жидится. Мотался, чтобы прекратить, успокоить, возглавить и повести за собой. Не получилось. Запах крови, ощущение вседозволенности, силы плюс накопившаяся ненависть к нынешнему режиму и нынешним правителям, опрокинули все благие намерения. Ведь он – из бывших. Слава Богу – «БЫВШИХ»! Бывший президент – его духовное чадо. Они тесно общались семьями. Жуткая расправа над женой президента его потрясла. Они дружили. Поначалу все шло мирно. Лозунги, справедливые требования, святоандреевцы возглавили, организовали шествие. Кто их спровоцировал, одному Богу известно. Нет, конкретные виновники будут найдены. Ребята Ксаверия Христофоровича уже многих взяли. Да и мои стараются. Прижмем так, вы уж не обессудьте, что доберемся до зачинщиков, если таковые имеются, и до покровителей, и так далее. Но, думаю, это была стихия, неуправляемая стихия. Повторю, конкретные виновники этого ужаса поплатятся. Мало не покажется. Будем вешать на Красной площади. Пострадавшим и семьям погибших выплатим максимальные суммы. Это, кстати, поднимет ваше реноме. Воспользуемся печальным случаем, так сказать.
– Где деньги возьмем?!
– Возьмем в долг. У Международного Кредитного Фонда, у Банка развития, у Лиги Наций, у китайских товарищей – им некуда деньги уже складывать. Хватит сидеть бирюками: «сами, сами». Сами с усами, прости меня Господи, сколько жизней угробили, сколько времени потеряли – всё пыжились, щеки надували. Впрочем, решать вам, господин Президент. Я лишь высказываю, с вашего позволения, свое мнение.