Президент пропал

Меня преследует ее аромат. Рейчел парфюм не жаловала, но ее гель для душа и лосьон для тела – или как там называются все эти кремы, лосьоны и мыло – пахли ванилью. Наверное, до конца жизни, услышав этот запах, я буду вспоминать голые плечи Рейчел и ее нежную шею.

Говорят, ничто не помогает пережить смерть супруги. Это тем более правда, когда вдовец – президент, а вокруг него разверзся ад и на гоо́ре времени не остается. Тебя ждет слишком много неотложных решений, и над страной постоянно висят угрозы, которые приведут к катастрофе, если отвлечься хоть на секунду. Когда у Рейчел наступила терминальная стадия болезни, мы как никогда пристально следили за Северной Кореей, Россией и Китаем, зная: лидеры этих стран только и ждут от Белого дома проявления слабости. Я даже подумывал временно оставить пост. Дэнни подготовил бумаги, но Рейчел и слышать об этом не хотела. Она твердо решила: ее болезнь не заставит меня уйти.

За три дня до смерти Рейчел – мы тогда вернулись в Роли, чтобы похоронить ее дома, – Северная Корея испытала межконтинентальную баллистическую ракету. Я приказал отправить в Желтое море авианосец. В день похорон я стоял над могилой жены, держа за руку дочь, а на наше посольство в Венесуэле напал подрывник-смертник. И через полчаса я уже обсуждал с генералами на кухне пропорциональный ответный удар.

Поначалу кажется, будто пережить личную потерю проще, если мир вокруг постоянно требует внимания. Ты слишком занят, на грусть и тоску просто нет времени. Потом с ужасом понимаешь: ты утратил любовь всей жизни, твоя дочь осталась без матери… Бывает, трудностям только радуешься, бывает – чувствуешь щемящую тоску, одиночество, пусть даже ты президент. Прежде я ничего подобного не испытывал. Первые два года приходилось принимать много трудных решений, часто – просто молиться, что не ошибся; порой становилось неважно, сколько у меня помощников, ведь ответственность лежала целиком на моих плечах. Однако одиночества я не испытывал ни разу. Со мной всегда была любимая, которая не стеснялась меня критиковать, призывала стараться изо всех сил и потом, когда все было позади, обнимала.

Я до сих пор тоскую по Рейчел, как только может тосковать муж по умершей жене. Мне не хватает ее поразительного чувства момента: она знала, когда осадить меня, а когда поддержать, заставить поверить, что все будет хорошо.

Знаю, второй такой не будет. И все же очень хотелось бы не всегда чувствовать одиночество. Рейчел заставила обсудить мою жизнь после того, как ее не станет, и даже пошутила: я, мол, буду самым завидным холостяком на планете. Может, и так. Сейчас я скорее похож на растерянного подростка, дрожащего от страха всех подвести.

– Выпьешь? – обернувшись, спрашивает Мэнди.

– Некогда.

– Если честно, я даже не понимаю, зачем это понадобилось. Но я готова. За дело.

Вслед за ней прохожу в квартиру.

Глава 18

– Странно все это, – я неодобрительно кривлюсь.

– Ты прекрасно справляешься, – шепчет Мэнди. – А раньше не доводилось?

– Нет – и, надеюсь, впредь не доведется.

– Нам обоим будет гораздо приятнее, если ты прекратишь жаловаться. Бога ради, Джон, тебя пытали в багдадской тюрьме, а здесь ты не в силах потерпеть?

– И ты занимаешься этим каждый день?

– Почти. А теперь замри! Так будет проще.

Для нее – может быть. Сидя в розовом кресле в спальне Мэнди, я стараюсь не шевелиться, пока она колдует с карандашом для подводки над моими бровями. Справа от меня – туалетный столик, заставленный разнообразной косметикой, бутылочками и кисточками, пудреницами и тюбиками с кремами, баночками всевозможных цветов. Больше похоже на гримерную в павильоне, где снимают фильм категории «В» про зомби или вампиров.

– Только не делай из меня Граучо Маркса[17], – прошу я.

– Нет-нет, – отвечает Мэнди. – Хотя… – Она тянется в сторону и показывает мне очки Граучо Маркса с накладными бровями и усами.

Когда Рейчел стало по-настоящему плохо, ей не хотелось вызывать жалость. И она придумала целый ритуал. Когда к нам приходили друзья, я предупреждал их: Рейчел сегодня сама не своя. Входя в комнату, они видели ее в кровати и в очках Граучо Маркса или с клоунским носом. Или в маске Ричарда Никсона. Хохотали все.

Вот такая была моя Рейчел. Всегда волновалась не за себя, а за других.

Пока я совсем не потерялся в воспоминаниях, Мэнди приводит меня в чувство:

– В общем, за брови не переживай, я только сделаю их чуть гуще. Даже не представляешь, как меняют внешность глаза и брови…

Не вставая с кресла, она отъезжает в нем немного назад и осматривает меня.

– Если честно, одной твоей щетины-бороды почти достаточно. Какая же она рыжая! Словно ненатуральная. Может, тебе и волосы в тон покрасить?

– Еще чего!

Мэнди качает головой, не отрывая взгляда от моего лица, словно оно – некий лабораторный образец.

– Коротковаты волосы, ничего особенного не придумаешь, – бормочет она себе под нос. – Сменить зачес с правого на левый? Или вообще убрать его и опустить челку на лоб…

– Может, бейсболку надеть? – предлагаю.

– О! – Мэнди отстраняется. – Отличная идея. У тебя есть?