— Для меня Египет не только место, где я родился, это целый комплекс убеждений, мировоззрений, семейных связей и культурных традиций. Мой Египет не привязан конкретно к земле, в большей степени к людям, египтянам, разбросанным по всему миру. Я представляю их всех, что они являются частью меня независимо от того, где мы находимся в любой момент времени.
Она, наконец, вытащила свою руку, и он чуть не положил ее обратно, потому что ощутил настолько неожиданно холодным и одиноким стало это место.
— Да, это прекрасно, — сказала она. — Может из-за того, что мы столько не путешествуем по миру, как другие страны, американцы более привязаны к определенной местности. Хотя мне кажется, что эмигранты стали намного глубже понимать некоторые вещи, которые не отделяют их по существу от американцев. Проведя юность за границей, я поняла это, поскольку была очарована, что некоторые вещи настолько глубоко вжились в меня, заставляя чувствовать себя американкой, несмотря на то, что я глубоко погрузилась в марокканскую культуру.
Он улыбнулся, поскольку они молча одновременно развернулись и направились в обратную сторону. Он в очередной раз проигнорировал протокол и все же положил ее руку на сгиб своей руки.
— И каковы же были эти вещи? — спросил он, внимательно вслушиваясь в каждое ее слово, которое она произносила, ее голос напоминал ему теплый мед на кончике языка, а стоило ее губам задвигаться, так это был зов сирены для его нижних отделов тела.
— Одежда — это очевидно, конечно, мне пришлось адаптироваться к этому, пока я была в Марокко, и это вызывало у меня желание освободиться, получить ту свободу в одежде, которую я могла позволить себе дома. Меня никогда никто не ограничивал, кроме тех обязанностей, которые сейчас возложены на меня. Мне был двадцать один и я не осознавала всю ту свободу, которую имела.
— Да. Американцы говорят о своей свободе, словно выступают с речью на выборах, но я всегда думал, что самые невероятные свободы в этой стране не были столь очевидными. Например, носить одежду ту, которую хочешь, устроиться на работу, которая тебе нравится, жить там, где хочется — это все нельзя сделать в египетской культуре, и как только ты пробуешь эти свободы здесь, трудно вернуться к тем ограничениям.
Он сразу же почувствовал чувство вины, появившееся у него в груди. Он старался не думать о таких вещах, даже про себя, а не то, что произнести их вслух, да еще лидеру иностранного государства.
— Сожалею, — тут же ответила она, прокашлявшись. — Это было неуместно. Наши страны разные, и равноценны в своих собственных правах.
Она слегка коснулась его руки, когда они подошли к выходу из сада.
— Камаль? Это нормально. Вы глубоко любить свою страну. По крайней мере, из вашего рассказа, я поняла все именно так.
— Спасибо, — он повернул голову в ее сторону.
Она не убрала руку, и он пожелал, чтобы она никогда ее не убирала. Он внимательно разглядывал ее, поскольку она была достаточно близко, и увидел ее черные ресницы, как они порхали над ее ярко-голубыми глазами, открывая и закрывая ее душу.
— Я думаю, — негромко произнесла она, удерживая его взгляд, — что пока мы — Камаль и Джессика, то можем дискуссировать на разные темы. Посол и президент ведут несколько другие беседы, но мы можем их оставить для Овального кабинета, да?
Она смотрела на него почти с надеждой. И его одинокая часть потянулась к надежде в ее глазах, и прицепилась к этой надежде с такой силой, что он понял, сопротивление было бесполезно. Он взял ее маленькую, мягкую ручку, и ее глаза резко переметнулись на их сцепленные руки, как будто она забыла, что касалась его. Медленно он поднял ее руку к губам и поцеловал кончики ее пальцев долгим поцелуем. Она тихо ахнула, но руку не убрала.
— Я думаю, что это отличный вариант, Джессика, — его голос звучал низко, с хрипотцой, и она смотрела на него в оцепенении, а его собственные внутренности скрутились от жара и желания.
Но Джессика Хэмптон не была бы первой женщиной-президентом, если бы потворствовала своим желаниям, поэтому она быстро стряхнула с себя наваждение, озарив его улыбкой.
— Ну, у нас осталось еще сорок минут. Мы закончим с тарифами?
— Да, госпожа президент. Вне всякого сомнения, — он подмигнул ей, и она покраснела, прежде чем они вернулись к столу и к важному соглашению, которому Камаль был очень благодарен в данную минуту.
4.
— Госпожа президент? — рано утром Ванесса постучала и тут же просунула голову в дверь Овального кабинета.
— Да? Заходи, — Джессика вынуждена была признать, что потребовав от сотрудников заявлять о себе и других, прежде чем войти в ее кабинет, сделали ее рабочие дни более терпимыми. Она не смогла себе объяснить, почему приняла замечание от иностранного дипломата, которое было настолько очевидным, ведь она, в конце концов, была, черт побери, президентом Соединенных Штатов, кроме того ей пришлось признать, что каждый сотрудник и посетитель, оказывающийся в ее кабинете, попадал сюда не ради развлечения.
— У меня плохие новости.