Пять лет премьерства Черномырдина — огромный исторический срок. Это были очень насыщенные годы. Только одних денежных реформ за эти годы прошло у нас несколько. Случались крупные политические кризисы. Были большие проекты, большие надежды.
Были и большие поражения… Не удалось преодолеть монополизм в экономике, спад производства, не удалось преодолеть гнилую систему взаимозачётов, способствующую коррупции и воровству. Не удалось инвестировать крупные средства в промышленность. А главное — не удалось по-настоящему улучшить жизнь людей.
В субботу, 21 марта 98-го, Виктор Степанович приехал ко мне в Горки. Разговор был обычный и невесёлый: долги по зарплате, тяжёлая ситуация с выполнением бюджета. Сделав паузу, я вдохнул побольше воздуха и сказал: «Виктор Степанович, я недоволен вашей работой». — «В каком смысле, Борис Николаевич?»
Черномырдин посмотрел на меня обречённым взглядом старого, все понимающего, опытного аппаратчика: «Я подумаю, Борис Николаевич». Высокая и тяжёлая дверь за ним медленно затворилась.
Справедлив ли я к тому, кто уходит? Каждый раз этот вопрос — наиболее для меня мучительный. Каждый раз, при любой отставке. Объявлять об этом, пожалуй, самая неприятная часть моей работы. Тот, с кем ты расстаёшься, вроде бы умом понимает, что ничего тут личного нет, что мне так же тяжело, как и ему, если даже не больше, что смотреть в глаза и произносить: вы должны уйти — это тяжелейший стресс. Умом понимает, но обида… она сильнее. Ведь я каждый раз остаюсь. А кто-то — уходит.
Отправлять в отставку умных, преданных, честных людей — тяжелейший крест президента.
Но есть и другая сторона медали. Ещё несколько лет назад политическая сцена новой России была пустой и голой. Давая шанс политику занять премьерское или вице-премьерское кресло, я сразу делаю его имя известным, его поступки значимыми и его фигуру — в чем-то знаковой. Забегая вперёд, могу с уверенностью сказать: Гайдар, Черномырдин, Кириенко, Примаков, Степашин, Чубайс и другие вышли на политическую сцену благодаря именно тем неожиданным, порой раздражающим кадровым решениям, которые в своё время вызывали такой резонанс, столько критики и споров.
Иногда я думаю даже так: а ведь другого способа ввести в политику новых людей у меня просто и не было!
Однако с Черномырдиным — особый, возможно, самый трудный для меня случай. Виктор Степанович много раз спасал, выручал меня. Но предаваться жалости сейчас… не имею морального права. Передать власть я обязан в другие руки. В чьи? Пока ещё не знаю. Думаю.
Как бы это точнее сформулировать… Черномырдин очень сильный человек, главная сила которого — в умении приспосабливаться к реалиям жизни. На переходном этапе реформ, полном сложных и противоречивых обстоятельств, качество действительно очень важное.
Для тяжёлых условий России умение приспосабливаться, может быть, исторически вообще черта самая ценная. Корневая. Но… мы-то живём уже в другое время. И у следующего президента, как мне казалось, должно появиться иное мышление, иной взгляд на мир.
…Между тем Черномырдин, как раз незадолго до нашего разговора, поверил в свою дальнейшую политическую перспективу.
Позиции молодых реформаторов окончательно подорваны. Избавляться в этот момент от надёжного премьера, который не раз выручал меня в кризисных ситуациях, — полное безумие. Но так складывается, что именно в этот момент я должен с ним расстаться!
Много писали о моей якобы усилившейся «ревности» к Черномырдину. Вроде бы его слишком тепло приняли в США, как будущего президента, и я «взревновал».
…Никогда не испытывал ревности к сильным людям, которые работали рядом. Напротив, всегда искал их — агрессивных, ярких, решительных — и находил.
На самом деле все было с точностью до наоборот. Если бы я действительно верил в то, что Черномырдин сможет стать будущим президентом, провести болезненные и непопулярные реформы в социальной сфере, добиться экономического прорыва, я бы обязательно отдал в его руки часть президентских полномочий, изо всех сил помогал ему готовиться к выборам.
Но я видел, что Черномырдин выборы не выиграет. Сказываются политический опыт вечных компромиссов, шаблоны осторожного управления, усталость людей от привычных лиц в политике.
… К отставке Черномырдина я готовился исподволь, тщательно. Искал кандидатуру нового премьера. Под разными предлогами (как правило, обсуждение какой-то конкретной проблемы) в течение трех месяцев встречался с теми сильными фигурами, которые могли бы придать новый импульс реформам — просто по своей человеческой энергии, менталитету.
За рамки этого процесса я заранее вывел знакомые лица известных политиков: Явлинского, Лужкова. Мне не хотелось, чтобы на место Черномырдина приходил человек с грузом долгов и обязательств перед своей партией или перед «своей» частью политической элиты. Я хотел найти премьера, свободного от групповщины, от прежней своей политической логики.
Значит, премьер будет, как сейчас говорят, «техническим», или, точнее, технократическим. Чистый управленец, экономист. Кто же у меня на примете?