Президентский марафон

Вечером 21 марта, в ту же субботу, когда мы встречались с Виктором Степановичем, я попросил приехать Валентина Юмашева и Сергея Ястржембского. Объявил им, что решил сегодня отправить Черномырдина в отставку. Вместе с ним отправляю в отставку Чубайса и Куликова. Попросил Сергея Ястржембского, моего пресс-секретаря, подготовить всю публичную сторону этих отставок, а Юмашева — указы. Сергей сидел с округлившимися глазами, растерянный. Заметно волновался и Валентин. Для моей молодой администрации это был первый серьёзный правительственный кризис.

Оба, и Юмашев, и Ястржембский, попросили меня перенести отставку с субботы на понедельник. Объяснения были довольно простые: выходные, страна отдыхает, многие на даче. В субботу или воскресенье создавать в стране кризисную атмосферу, а отставка Черномырдина — это серьёзный политический кризис, вряд ли целесообразно.

Не люблю медлить с реализацией принятого решения. И вот почему. Политика — очень тонкая вещь. И механизм принятия решений требует от политика особой, почти хирургической, точности. Принятое решение не терпит пауз. Любая утечка информации — и решение перестаёт быть сильным и неожиданным ходом, превращается во что-то прямо противоположное. Начинает работать мощный фактор давления извне, быстро меняются и обстоятельства.

Все-таки Валентин и Сергей убедили меня — отставка в глазах общества должна выглядеть спокойным, рабочим моментом, а не чем-то пугающим. Надо подождать до начала рабочей недели.

«Борис Николаевич, на кого будем готовить второй указ?» — осторожно спросил в конце беседы Юмашев. («Кто заменит Черномырдина?» — означал этот вопрос.)

Повисла небольшая пауза. Двое знающих стратегически важную информацию — это уже много. Трое — чересчур много.

«Я вам отвечу в воскресенье, — сказал я. — Встретимся ещё раз завтра, во второй половине дня».

Вечером в воскресенье я вызвал Юмашева: «Готовьте указ на Сергея Кириенко».

Ночью проснулся. Пошёл в кабинет — думать.

Господи, Черномырдин со мной с 92-го года! Помню, как трудно и тяжело мы вместе добивались политической и экономической стабильности в жизни страны. Черномырдин всегда стремился «разгрузить» меня, взять на свои плечи побольше ответственности…

Ночью все сомнения острее. Вся окончательность принятого решения отчётливее. Преданный, надёжный, прошедший огонь, воду и медные трубы премьер сможет выстоять в самой критической ситуации. Может быть, я сделал ошибку?

… Опасность политического одиночества — вот откуда «синдром отставки» в жизни любого политика, тем более президента. Любой верный союзник в политике — на вес золота. И отправлять его в отставку действительно опасно. Да, Черномырдин — верный. Но вся логика жизни заставляет с ним расстаться.

Кстати, вот ещё один вопрос: до конца ли, насколько точно я рассчитал политический риск?

Ведь в этот момент я расставался с двумя наиболее сильными и верными своими союзниками — Черномырдиным и Чубайсом. И оказывался, таким образом, почти в полной политической изоляции. Об этой изоляции, об одиночестве Ельцина потом будет немало сказано и написано.

… У меня с риском свои, особые отношения. Это не значит, что я ничего не боюсь или реагирую на опасность не так, как другие люди. Отнюдь нет. Точно так же — холодом в груди, некоторым шоковым отупением, сердцебиением (что в тот момент мне было очень некстати).

Но в каждом новом пришествии опасности есть один момент, который можно и нужно чётко уловить: самоосознание. Мысль сама начинает работать, как бы на автомате, сама ищет выход. И находит, порой совершенно неожиданно!

Риск, в том числе и политический, идёт рука об руку с расчётом. Наиболее точный расчёт рождается порой в самой экстремальной ситуации. Так было и здесь.

… Каждая ночная секунда все тяжелей и тяжелей. Как же заставить себя спать? Ведь все уже сделано. Все решено…

Понедельник, 23 марта. Кремль. Вращается маятник настольных часов, равнодушно блестят полированные поверхности. А у меня внутри — огромное напряжение.

Назначили встречу с Кириенко на 7 утра. До встречи с Черномырдиным. Государственный человек должен уметь вставать рано.

«Если поручите, Борис Николаевич, я готов», — почти сразу сказал он. Потом уже пошёл куда-то приходить в себя, осмысливать, но моё первое ощущение от его слов было хорошим — боец!

8 утра. Встреча с Черномырдиным.

Расставание было очень тяжёлым. Узнав об отставке, Виктор Степанович совсем расстроился. Ну что я мог ему сказать? Как объяснить то главное, что не давало мне покоя все эти месяцы, — нам нужно другое поколение, Виктор Степанович! Другое поколение!

Я не стал все это обсуждать. Сказал, что двухтысячный год не за горами, что поручаю ему сосредоточиться на будущих выборах. Надо уже сейчас начинать работать. Черномырдин растерялся ещё больше. Видно было, что морально не готов к отставке. Лицо отражало смесь гнева и подавленности.

Верный, порядочный, честный, умный Виктор Степанович.

Но — не президент 2000 года.