— Узнали?
— Ваш голос трудно не узнать.
— Что нового? — начал издалека фон Менде.
— Пока без перемен.
— А я слышал, что в вашем сейфе новые планы? Вы хлопочете о создании института?..
— Да. Но согласится ли рейхсфюрер. — Ольцше не хотелось в присутствии Каюма вести разговор об институте АТ. — Но об этом не стоит говорить по телефону.
— Согласен… Где мы встретимся?
— В гостинице «Адлон». Завтра в 20 часов. Вас устраивает?
— Вполне. До свидания.
«Знаю, что ему надо… — кладя трубку, подумал Ольцша. — Что-то пронюхал о Бергере. Этот плут все время пытался поймать меня на крючок, но попался сам».
После такой беседы Ольцше с Менде Каюм и вовсе сник. Коль Ольцша может так говорить с самим Менде… Значит, слухи о Бергере верны.
— Я понимаю, что мы мало чего достигли, — продолжал он разговор. — Но мне чинят препятствия не только пленные туркестанцы. Их-то я приберу к рукам. Хуже, когда мне чинит препятствия и кое-кто из влиятельных особ, — и Каюм разразился бранью в адрес Великого Муфти.
Ольцша сам считал, что значение, которое придает себе Муфти, является преувеличенным. Знал, что немецкие исламисты, и прежде всего профессор Хартман, считают, что звание «Великий Муфти» с научной точки зрения для всего Ислама является незначительным. Но зная и то, что рейхсфюрер Гиммлер ценил Великого Муфти высоко, видел в нем почти халифа, он возразил Каюму:
— Я не берусь обсуждать с вами Великого Муфти. Я был свидетелем, когда на пренебрежительное заявление в адрес Великого Муфти одного высокопоставленного лица обергруппенфюрер Бергер заявил: «Я запрещаю все нападки и интриги против Великого Муфти, в противном случае я пожалуюсь рейхсфюреру СС. Я считаю Великого Муфти действительно великим, преданным Германии человеком».
Каюм прикусил язык.
Ольцша замолчал, выжидая. Он догадывался, что Каюм не решается приступить к главному, ради чего и начал этот разговор.
Наконец Каюм-хан не выдержал:
— Позвольте узнать, господин Ольцша, соответствуют ли действительности слухи о том, что Главное управление имперской безопасности поддерживает идею о формировании воинских частей из пленных мусульман?
— До меня еще не дошли эти слухи.
— Я не заслужил такого недоверия, доктор Ольцша. Мне известно, что ваш дядюшка, генерал Мадер, что-то затевает в этом направлении.
— Возможно, вы более осведомлены, чем я, — мягко улыбаясь, парировал Ольцша. Он прекрасно знал, что внесенные генералом Мадером предложения насчет создания мусульманского полка СС, не подчиненного комитету Каюма, будут рассматриваться у Шелленберга не позже следующей недели.
— Если все-таки эти сведения в какой-то мере правдивы, — продолжал настаивать Каюм-хан, — я прошу вас, доктор Ольцша, встать на защиту комитета в вопросе комплектования легиона. Вы же хорошо знаете, с каким трудом идет это дело.
Ольцша смотрел на Каюма и думал:
«Ты совсем не разбираешься в политике, тем более в военных вопросах. И не разберешься в этом, пока будешь на все смотреть только, как говорят русские, со своей колокольни. Одно дело, когда наши войска стояли у Волги, когда от нашей мощи содрогался весь мир. Сейчас — другое. Мы терпим одно поражение за другим… Мы просто обязаны взяться за создание новых формирований, объединенных под общим немецким командованием…»
— Если обстановка потребует, мы пересмотрим наши взгляды на все вопросы формирования воинских частей, — отрезал доктор Ольцша.
Каюм хотел еще что-то сказать, но, глянув на Ольцшу, отказался от своей мысли. Ольцша дал понять, что разговор на эту тему окончен.
Отвесив поклон, Каюм вышел. Настроение у него было подавленное. Он представил себе вполне реальную картину конца его туркестанской власти. Конец почету, деньгам. Что же у него остается? Кучка приближенных… Да президентская печать… Вот и весь арсенал для борьбы за Туркестан.
Досадную горечь унижения почувствовал Каюм после этой встречи. Он зябко поежился и направился к станции метро. Дул холодный ветер, кружа и разбрасывая снег по улицам Берлина.
— Итак, — начал совещание Шелленберг, — как ни печально, я должен констатировать, что формирование легионов по национальному признаку, проводимое Восточным министерством, Верховным командованием совместно с комитетами, не оправдало наши надежды. Например, формирование Туркестанского легиона зачинатели провалили.
Шелленберг повернулся к генералу Мадеру, сидевшему от него справа:
— Я хорошо помню, уважаемый генерал, то время, когда вы… Да, да, вы… вместе с Чокаевым носились с идеей создания такого легиона… Тут есть еще один сторонник этой идеи, — он глянул в сторону Ольцши, но не произнес его имени…
Генерал Майер Мадер засопел, но возражать не стал; Шелленберг был прав. Хотя туркестанский легион формировался в Легионово по инициативе Остминистерства и лично профессора фон Менде, он, генерал Майер Мадер, не только не возражал против этого, но и с большим рвением взялся за сколачивание первых батальонов.