Президенты RU

Что действительно удалось Гайдару – это консолидировать общество. Консолидировать в стремительно нарастающем недовольстве действиями правительства.

Еда и жилье – два необходимых условия, чтобы выжить. С едой ясно. Откровенный расчет на западные поставки. В кредит, который неизвестно как будем выплачивать. Но тут понятно – неурожай, затяжка земельной реформы, нищие колхозы и совхозы, разоренное сельское хозяйство; разоренное не сегодня, не этой командой.

А жилье? Разве глина кончилась? Разве лес сгорел? Есть кирпичи, есть доски – почему же останавливается строительство?

Вчера правители обещали всем квартиры к 2000 году.

Сегодня строители утверждают: ни-ког-да.

Очередники, вы умрете в очередях. Российские офицеры, бегущие с семьями в Москву из всех заграниц, вы можете рассчитывать лишь на квартиры тех, кто бежит за границу. Строительство жилья стремительно сокращается.

Танки путчистов раздавили троих. Цены и налоги Гайдара раздавили всех.

При налоговой политике Гайдара честных богатых не будет никогда. Только воры. Только торговцы наркотиками, только гангстеры, чьи доходы не облагаются налогами. Подпольное производство маек и пуговиц еще возможно. Но подпольного машиностроения не бывает. Спрятать нельзя, налог непосилен – стоп, машина[19].

Гайдар наконец-то создал то, о чем мечтали: равные условия для государственного и частного секторов. Умирают оба.

Остановка строительства жилья – это почти убийство. Куда деваться? На вокзал? В могилу? У нас не тот климат, чтобы спать на скамейках, завернувшись в Конституцию с правом на жилище.

В ночь под Рождество меня напугала не дикая цена шампанского. Меня напугали рассказы людей, встречавшихся с Гайдаром и его командой.

На вопрос: «Чего вы хотите?» Гайдар и Ко ответили:

– Залатать дыру в бюджете!

– А зачем?

– Чтобы нормализовать финансовую систему!

– А зачем?

– Чтобы экономика стала правильная.

– А зачем?

– …

На это у гайдаровцев нет ответа.

Сколько же можно заниматься нереальной жизнью реальных людей в реальной (ирреальной) стране. Всё уже было: электрификация, химизация, компьютеризация, коллективизация и госприемка. И уже экономика была экономной (отдельно от нефтяного, лесного, рудного, экологического преступного расточительства).

Самое страшное в Гайдаре – это смирение. Уже несколько раз он признавал: да, мол, знаю, что через три месяца нас не будет[20]. Но мы должны «это» сделать!

Такая жертвенность ужасает. Честный некоррумпированный присяжный повер… простите, честный некоррумпированный кандидат наук не жалеет себя для…

Но и это мы проходили. Себя не жалеет – нас тем более. Опять ради будущих поколений? Фурье рассчитал на пятьсот тысяч лет, Хрущев – на двадцать, Гайдар – на один квартал. Дал себе сроку три месяца. А далее – куда? Хотим знать. Застрелится? Или поедет преподавать в Гарвард? Или переквалифицируется в дворники? Уж на три месяца вперед должен себе спланировать тот, кто нам спланировал это «пике» (а похоже, что «штопор»). Может, он с искренним научным интересом исследует глубину пропасти. Надо же, еще летим!

Однажды меня поразил флейтист. Рассказывая, как ужасно сфальшивил гобой, он добавил: «Еще миг – и оркестр бы остановился». Я не поверил. Но оказывается, действительно можно сфальшивить так, что оркестр остановится, не соображая, как и что теперь играть.

Теперь мы видим, что можно выпустить такую бумажку, такую инструкцию, которая парализует всю промышленность, всю хозяйственную деятельность в стране. Останавливаются стройки, банки, заводы, не соображая, не имея возможности работать.

Из двадцати пяти железобетонных заводов к 1 января работали только шесть. Стройки замерли.

9 января в столовой огромного оборонного «ящика» «Вымпел» обедала лишь половина обычного числа рабочих. Плохо пролетариям.

Биржи заявили, что число сделок упало в десять раз. Плохо буржуям.

Однажды мы уже врезались в научный… простите, военный коммунизм. Последствия были те же: полный паралич.

Но есть отличие. Присяжный поверенный[21] воевал с белыми, условно говоря. Кандидат наук вступил в бой с безусловно красными. Это совсем другое дело. Всё, что мы за семьдесят три года приобрели, – это невероятное ожесточение и умение сопротивляться.

Этот текст прочли молодые советские журналисты, впали в ярость, закричали: «Невзоровщина!» Это такой демократический мат. Не хуже сталинского мата: «Троцкизм!» Смысл один: я – враг народа. Но это ругань, а где аргументы? Аргумент такой: вот сейчас соберут налоги, а через три месяца…

Да не соберут, поймите. Как с частного банка взять налог? Ревизора прислать? А его охранник не пустит. Просто не пустит. Пока жалобу в инстанции, пока разбор в арбитраже, пока кассации в суде – тут не три гайдаровских месяца, тут три года пройдет.

Уже была команда исчезнуть алкоголикам. Уже был знак качества. Всё было. И всё без толку. Не заставишь веревку и мыло с собой приносить.

Люди искренне считают, что это их страна, и не собираются бежать в Крым, а оттуда пароходами в Константинополь и Марсель. Тем более что и Крым теперь не наш, и в Марселе все места заняты.