Президенты RU

Потерпите, сейчас вернемся в Парк культуры. Только еще одно фото на экране – парень, повесившийся на седьмом месяце службы. Вторично мелькают начальные кадры. Мы видим: вот его провожают, вот стригут «под ноль». Теперь (зная!) кажется, что еще тогда, весной 1989-го, по слегка печальному лицу было видно – не выдержит. Ну да что говорить!..

Конец! ЦПКиО имени Горького. Веселые. В тельняшках, в беретах. Здоровые. Малость грубоватые, слегка поддатые. Музыка гремит. Тени удлиняются. Чем кончится праздник, когда солнце зайдет, а газу добавится? Подерутся между собой? Или кто-то из прохожих, сам того не зная, «обидит» и тем даст молодым мужикам вожделенный долгожданный повод…

Театр

Кино кончилось. Зажегся свет. Начался спектакль. Чем театр отличается от кино? В театре артисты живые. Они приехали к нам в Дом кино, в город-герой Москву, – артисты ордена Ленина Заб. в. о. Только что мы видели на экране, как этих мальчишек мордовали. Видели, как они, став «дедушками», сами стали мордовать. Только что он грустил – «изверги, пидарасы, кто меня отнесет спать?». Только что огорчался в письме к маме, что упустил «шанс перестрелять партию этих гадов».

И вот он перед нами во плоти – скромный, аккуратный, взволнованный блондин. Он в форме. Он дембель-91, ему еще служить полгода. Он делится секретами актерского мастерства. Пытается рассказать, что фильм «не совсем документальный». Мол, «играли» по просьбе режиссера. Особенно уличающе сержант упирает на слово «монтаж», думая, очевидно, что это слово – антоним документальности. Но монтаж – бог с ним. Мыто понимаем, что снимают год, а смотришь час.

Вот насчет «играли» – интересно. Если так – эти ребята гениальные актеры. Но спокойно, еще не завтра Шварценеггер и Сталлоне потеряют работу. Спектакль в Доме кино выходит за рамки искусства, ситуация криминальная. В зале группа преступников. Какая? – вот вопрос.

Если кино документальное – значит, герои фильма многократно совершали воинские преступления. «Дедовщина» карается по Уголовному кодексу. Их ждет дисбат. И это накануне дембеля, накануне свободы!

Если сцены «дедовщины» разыграны – значит, это не докфильм, а фальшивка, клевета на Советскую армию. Значит, надо судить и карать съемочную группу.

На сцене микрофон, две группы. В зале публика.

Киношники. Не судите слишком строго этих ребят; мы выбрали для съемок лучшую, образцово-показательную воинскую часть; в фильм включили только самые безобидные эпизоды; слишком черное мы даже не снимали; дело не в сержанте, а в системе.

Военные. Фильм – фальшивка, в армии всё не так, «дедовщина» исчезла, приезжайте – увидите (в последнее – верю. Если приедем, мордобоя нам не покажут), всё изменилось (в это верится с трудом. С чего вдруг?).

Из орд. Лен. Заб. привезли на премьеру трех сержантов. Героев документального фильма? Артистов? С ними прибыл полковник – начальник политотдела дивизии. Полковник-режиссер наклонялся к уху очередного парня, и тот покорно шел к микрофону, бесцветным голосом бубнил «не совсем документально», «монтаж», «играли». Один тезисы полковника на ладошке записал. Как школьник, подглядывал в шпаргалку. Не стоит придираться, уличать во лжи – парни спасали не столько честь мундира орд. Лен. Заб., сколько свою свободу.

Давайте оставим их всех в покое – киношников-клеветников и парней в форме, которых не хочется называть садистами (а были в зале и матери солдат, погибших в армии, повесившихся, – их речи лучше не вспоминать). Оставим это. Лучше еще раз подумаем об армии.

Школа

До зевоты надоели статьи о «дедовщине», теледебаты, письма о «дедовщине»: безобразие! уродливое явление! прикажите покончить с «дедовщиной», маршал Язов![11] издайте указ, товарищ президент![12]

Сколько можно называть «дедовщину» уродством? – то есть отклонением от нормы. То, что происходит бесконечно и повсеместно, – норма. Урод – тот, кто вешается от нормы.

Покончившие с собой тоже полезны и необходимы. Они – пример для неподражания. Вот что будет с тобой, парень, если окажешься хлюпиком, станешь плакать и страдать.

Научись не страдать – не повесишься.

Не страдаешь – живешь.

Не страдаешь сам – не будет жалости к другому.

«Дедовщина» – уродливое явление? Отклонение? Армия – норма. И «дед» – норма. Отклонившиеся вешаются, уроды. Норма живет и побеждает.

Полковник-начполит тоже вышел к микрофону:

– Не готова современная молодежь к армии. Дорогие родители (смотрел он в этот момент своей речи на матерей, потерявших сыновей), дорогие родители, надо ребят получше готовить!

Разве? Разве не готовы? Если вешается в этом аду один из десяти тысяч – значит, наши мальчики готовы к нашей армии на 99,99 %.

Ничего случайного в «дедовщине» нет. Она – в нынешней обстановке – необходимейший элемент армии. Внешнего врага нет. Внутреннего – всё больше. Бить своих надо не только уметь, но и мочь.