Презирая дымы и грозы

Но зато дальнейшая жизнь показала, что зачислить Алексея в Ленинградское училище вполне можно было. Вместо этого его отправили назад, откуда послали на учебу, в 33-й саперный полк, где продолжилась его служба.

Правда, в 1947 году ему дали отпуск, и он из Москвы поспешил домой. У него был двухнедельный паек, полученный на отпуск — саперов кормили хорошо. Естественно, он его привез родным в качестве гостинца. А дома — голод, кормиться было нечем!

Прасковья Яковлевна, носившая второго ребенка, не вставала, от ступней до пояса была пухлая. Дочка ее тоже... лежала пухлая. Борис Павлович уже не передвигался...

Вместо радостной встречи, вместо праздника пришлось Алексею выхаживать сестру и ее семью. Приготовил он из своих запасов еду, какую сумел, накормил их. Они поели, а ночью начали кричать от болей в желудке.

— Я думал, что они помрут все, — рассказывал он, нервно подкручивая усы. — Одним словом, вот так было.

Весь отпуск ушел у Алексея Яковлевича на то, чтобы поднять свою родню, укрепить их здоровье. О Марии только успел спросить.

— Она вернулась из Германии, и тут же куда-то уехала, — сказала Прасковья Яковлевна. — Мне даже не случилось ее увидеть.

Для Алексея это был красноречивый жест — если Мария не передала через родных для него записку, не попыталась узнать его адрес, то значит, у нее что-то поменялось.

В конце отпуска отважился он на отчаянный поступок, ибо не мог тех, кого только что спас от голодной смерти, опять оставлять без еды. Подбил и Бориса Павловича на нарушение. И пошли они в поля воровать еще не дозревшие колоски. Целый мешок нарезали. Дома Алексей научил родных, как из зерна молочной спелости можно сварить кашу.

— Этого запаса вам на месяц хватит, — рассуждал он, — а там что-то переменится... В этом году урожай должен быть хорошим.

Так оно и случилось.

После отпуска Алексей Яковлевич вернулся в часть и пробыл в своем саперном полку до 1950 года, после чего был демобилизован.

Почему так надолго затянулась его военная служба? Ведь он, как призванный на службу в военное время, подпадал под действие указа, которым предусматривалась демобилизация в 1947 году — три года срочной службы плюс время, проведенное на войне. Бывали еще всякие задержки, вызванные местными причинами, но не на три же года!

Общий план демобилизации из рядов советской армии был рассчитан на два с половиной года: с июля 1945 по март 1948 года, в шесть очередей.

В первую очередь предстояло уволить 13 старших возрастов, родившихся с 1883 по 1905 год. Первый воинский эшелон с демобилизованными участниками штурма Берлина отправился из Германии 10 июля 1945 года.

Во вторую очередь, согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 25 сентября 1945 года, демобилизации подлежали воины, родившиеся с 1906 по 1915 год включительно. Кроме того, в это же время увольнялись военнослужащие 1925 года рождения, не годные к строевой службе.

Третья очередь демобилизации осуществлялась на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 20 марта 1946 года. Им предусматривалось уволить родившихся в 1916-1921 годах военнослужащих шести возрастов рядового и сержантского состава Сухопутных войск и Военно-Воздушных Сил.

Четвертая очередь демобилизации проводилась по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 22 октября 1946 года. В период с ноября 1946 по январь 1947 года были уволены военнослужащие, родившиеся в 1922 году, а также рядовые и сержанты, годные к нестроевой службе, 1923, 1924 и 1925 годов рождения.

В пятую очередь, с марта по июль 1947 года, уволились военнослужащие, родившиеся в 1923-1925 годах, в том числе: из Сухопутных войск — двух возрастов; из ВВС — одного возраста; из ВМС — трех возрастов.

В ходе шестой очереди из Сухопутных войск (кроме воздушно-десантных) увольнялись солдаты одного возраста, с флота — матросы и старшины двух возрастов, из береговой обороны флота — солдаты, сержанты и старшины одного возраста.

Как видно из приведенной справки, Алексей должен был демобилизоваться с марта по июль 1947 года. А он вместо демобилизации в это время приехал в отпуск!

Единственное объяснение состоит в том, что после отпуска Алексей оставался служить в части сверхсрочно. Гораздо позже в разговорах о войне он часто упоминал о том, что не мог уйти «на гражданку» до полного окончания разминирования Ленинграда и Ленинградской области — начатое дело надо было довести до конца.

Любя, страдая, радуясь...

Алексей остался в армии еще на один срок, конечно, не только потому, что хотел завершить очистку мест, святых для каждого советского человека, от грязи и мерзости войны. Параллельно с этим он подыскивал возможность, выйдя «на гражданку», осесть в Ленинграде или вблизи от него, найти работу и новых друзей. Его влекла романтическая красота этого города, богатая история и широкие возможности. На волне мечтаний даже казалось, что судьба не зря привела его сюда, подальше от Маши, которая странно изменилась, явно охладела к своему возлюбленному.