Презирая дымы и грозы

— Ох и отомщу я фашистам за родителей! — говорил Алексей Яковлевич. — Дайте только автомат в руки! Для того и сбежал — чтобы повоевать!

И в самом деле, в течение недели Бориса Павловича и Алексея Яковлевича призвали в армию. Опять Прасковья Яковлевна собирала да провожала своих дорогих людей в опасное будущее, опять плакала. Как она устала от терзаний и слез!

Затем для нее снова потянулись дни ожидания…

Снова она ходила на почту и видела только качания головой, что писем нет…

Наконец в один из дней поздней осени услышала неожиданную фразу, которой даже испугалась:

— Вам треугольник. С фронта!

С фронта? Почему-то ёкнуло ее сердце… Она глянула на адрес. В голове зароились беспокойные мысли, погорячело в груди, в руках появилась дрожь.

Письмо оказалось от Бориса Павловича. Он сообщал радостные вести, что в сентябре-октябре уже находился в рядах 37-й армии 3-го Украинского фронта, и 25 октября участвовал в боях за освобождение поселка Веселые Терны. А с ноября служит писарем 910-го стрелкового полка 243-й стрелковой дивизии все той же 37-й армии, а также иногда ходит в разведку. Это письмо было написано его каллиграфическим почерком и не карандашом, а чернилами, что выдавало спокойную обстановку и не вносило в душу Прасковьи Яковлевны лишней тревоги.

Позже пришло письмо от Алексея. Он писал, что часть, в которую он попал, почти сразу послали на переформирование, а его — на учебу. Только после учебы он оказался на Волховском фронте. Определен в пехоту, и уже побывал в боях.

Брат сообщал, что в боевой обстановке открыл в себе странные качества — необыкновенную чувствительность рук и способность видеть, кто из товарищей погибнет в бою. И если первому радовался, то от второго сильно страдал. Теперь перед атакой он старался не смотреть на солдат, чтобы ни на ком не увидеть роковой печати. Он заметил, что погибал тот, кто шел на врага с одеревеневшим затылком, от чего его голова казалась маленькой и опущенной вниз. Видимо, это был страх. Этот спазм он определял в бойцах издалека и безошибочно. Ужас…

Высокая чувствительность рук каким-то чудом была замечена командованием и его перевели в саперную часть. Там он воевал до Победы, ни разу не будучи раненым. А после войны еще долгое время разминировал Ленинград, не на одном доме оставил заветную надпись: «Проверено. Мин нет». Демобилизовался и попал домой только в августе 1950 года.

Позже Алексей Яковлевич о своей службе рассказывал: «Разные мины мне попадались: и наши фугасы по 5 или 10 килограмм, и немецкие противопехотные мины по 200 грамм и меньше, а также противотанковые с крышкой по 10 килограмм. Если в руках взорвется, то конец. И мина улетит, и ты улетишь, и все улетит… Стоишь на коленях, обеими руками отвинчиваешь крышку... и — никакого страха. Привык уже. Надо выполнять задание — значит, надо. Вообще у нас во взводе все ребята были не боязливые…»

Ну вот и все, первый этап ее ожидания завершен — никто из ее семьи теперь не был «под немцами», не считая Петра. Надежда была только на то, что в Германии брат работал, а не воевал. Все дорогие ей люди находились в строю и боролись с врагом на своих участках жизни.

Начинался второй этап — ожидание Победы, хотя Прасковья Яковлевна понимала, что придет она нескоро. Заплатив за нее наивысшей ценой, только чаяла теперь, что больше платить не придется, что муж и братья вернутся домой живыми и здоровыми.

Победить ад

И полетели с фронта похоронки, ибо наши уже не оборонялись, попадая в плен, а наступали, проливая кровь и теряя жизни…

То, что в народе назвали похоронкой, было извещением о гибели советских военнослужащих в боях за Родину. Члены семей красноармейцев, воюющих с оружием в руках, с нетерпением ждали писем полевой почты, из которых узнавали, что родной и близкий человек жив. И только короткие слова почтальона: "Вам похоронка" — перечеркивали мечты о встрече, говорили, что дальнейшей совместной жизни с фронтовиком уже не будет. Этот клочок официальной бумаги как будто хоронил будущее. В этот момент жены становились вдовами, дети теряли отцов, многие из них превращались в сирот.

Похоронка была официальным документом, необходимым для обращения в военкомат по вопросу начисления семье погибшего военнослужащего пособия от государства. Составлялась и оформлялась похоронка в войсковой части, к которой был приписан военнослужащий, и отправлялась по месту жительства его семьи. Также данные о погибших заносились командиром в специальные донесения, отправляемые в архивы. Оттуда они могли быть запрошены семьей погибшего через военкоматы по месту жительства.

Горше похоронки были только извещения о том, что военнослужащий "пропал без вести": его вроде и в живых уже не было, и пособие семье не назначалось, поскольку не было определенности в том, куда он делся.

Случалось, что похоронку оформляли ошибочно, полагая, что человек погиб, но это бывало редко, исключительно редко.