Презрение Лорда

— Дар? А почему бы и нет? С моей памятью все в порядке. Где этот щенок, мой ученик? Разумеется. Лорлиарилл. Они назвали его Золотой Жилой. Вот. Кили и рули для кораблей. Верный курс, никогда не заштиливают. И прочные как камень — обращаясь, к Торну, он добавил: — Не то, что ты, ухмыляющийся Радхамаэрль. Я все запомню.

— Ты можешь это сделать? — тихо спросила Осандрея.

— Сделать? — эхом отозвался Биринайр, видимо озадаченный.

— Можешь ли ты изготовить золотожильные рули и кили для Гигантов? Или это учение уже утрачено? — Повернувшись к Преследующему Море, она спросила: — Сколько вам потребуется кораблей?

Бросив быстрый взгляд на величественного Биринайра, Гигант сдержал готовый прорваться смех и просто сказал:

— Семь. Может быть, пять.

— Можно это сделать? — снова обратилась Осандрея к Биринайру, произнося слова отчетливо, но без раздражения.

Взгляд Кавинанта переходил с одного говорившего на другого, словно они беседовали на иностранном языке.

Хатфрол достал из-под своей мантии дощечку и острую иглу и погрузился в расчеты, бормоча что-то себе под нос. Скрип его иглы раздавался в Святилище до тех пор, пока он не поднял голову и не произнес срывающимся голосом:

— Учение остается. Но это не так просто. Мы сделаем все, что в наших силах. Разумеется. И время, на это потребуется время. Бодах глас, на это потребуется время.

— Сколько времени?

— Мы сделаем все возможное. Если нас оставят в покое. Не моя вина. Я не терял своего гордого учения Лиллианрилл. Сорок лет.

Затем внезапно, перейдя на шепот, он добавил, обращаясь к Гиганту:

— Прошу прощения.

— Сорок лет? — Гигант мягко рассмеялся. — Ах, здорово сказано, Биринайр, друг мой. Сорок лет? Мне это не кажется чересчур долгим.

Повернувшись к высокому Лорду Тротхоллу, он сказал:

— Мой народ не может поблагодарить тебя. Даже в языке Гигантов для этого нет достаточно длинных слов. Тех тысячелетий нашей дружбы было недостаточно, чтобы отплатить за семь золотожильных килей и рулей.

— Нет, — запротестовал Тротхолл, — семьдесят раз по семь золотожильных даров — ничто по сравнению с великой дружбой Гигантов Сирича. Лишь мысль о том, чтобы мы помогли вашему возвращению домой, сможет заполнить ту пустоту, которая останется после вашего ухода. А наша помощь отодвигается на сорок лет. Но мы начнем немедленно, и, может быть, случится так, что какое-то новое понимание учения Кевина сократит этот срок.

— Немедленно, — эхом повторил его слова Биринайр.

— Сорок лет? — подумал Кавинант. — У вас нет сорока лет.

Затем Осандрея, посмотрев сначала на Гиганта, а потом на Высокого Лорда Тротхолла, спросила:

— Значит, решено?

Когда они оба утвердительно кивнули в ответ, она повернулась к Кавинанту и сказала:

— Тогда давайте перейдем к делу этого Томаса Кавинанта.

Ее голос, казалось, повысил напряжение окружающей атмосферы, подобно отдаленному удару грома.

Улыбаясь, чтобы смягчить прямолинейность Осандреи, Морэм сказал:

— Чужеземца называют Неверующий.

— И неспроста, — подтвердил Гигант.

Его слова прозвучали, как угроза для Кавинанта, находящегося в состоянии смутного беспокойства, и он пристально посмотрел на Преследующего Море. В глубоких глазах Гиганта под нависшим лбом он прочел подразумеваемый смысл этой фразы. Так ясно, словно он открыто отвечал на обвинение.

Гигант сказал ему взглядом:

«Признай белое золото и используй его для блага Страны».

«Невозможно», — также глазами ответил ему Кавинант. Он ощутил, как изнутри к голове приливает жар от бессилия и гнева, но лицо его оставалось неподвижным, как мраморная плита.

Лорд Осандрея внезапно спросила требовательным голосом:

— Внизу был найден ковер из вашей комнаты. Зачем вы сбросили ковер?

Не глядя на нее, Кавинант ответил:

— Он оскорбил меня.

— Оскорбил? — Ее голос дрогнул от недоверия и негодования.

— Осандрея, — увещевательным тоном тихо обратился к ней Тротхолл. — Он здесь чужак.

Она не отвела от Кавинанта обвиняющего взгляда, но промолчала. На мгновение воцарилась полная тишина, все замерли; у Кавинанта возникло смутное ощущение, будто Лорды спорят друг с другом относительно того, как с ним обращаться. Затем поднялся Морэм, обошел вокруг края каменного стола и двинулся назад внутрь кольца, пока наконец не очутился вновь напротив Осандреи. Там он сел на край стола, положив на колени посох, и устремил взгляд на Кавинанта. Под этим испытывающим взглядом Кавинант почувствовал себя более незащищенным, чем когда-либо. В то же время он чувствовал, что Баннор шагнул ближе к нему, словно собираясь отразить нападение на Морэма.

Лорд Морэм, криво улыбаясь, сказал:

— Томас Кавинант, ты должен простить нас за нашу осторожность. Оскверненная луна предрекает Стране зло, которого мы едва ли ожидали. Безо всякого предупреждения самое суровое знамение нашего времени появляется в небе, и мы в высшей степени напуганы. Тем не менее мы не имеем права тебя осуждать, не выслушав. Ты должен доказать, что ты болен, если это в самом деле так.