Презрение Лорда

Остановившись в проеме, он оперся о каменные перила. За перилами балкона была пропасть глубиной в 3 или 4 сотни футов, уходившая к подножию гор. Он не отважился заглянуть за перила; от одной мысли об этом в желудке похолодело, а голова закружилась. Но он заставил себя как следует рассмотреть окрестности, чтобы определить свое местонахождение.

Балкон находился на восточной стороне башни, и с него открывался вид на широкие равнины. Лучи полуденного солнца отбрасывали тень от мыса на восток, подобно какому-то защитному средству, и в мягком свете позади тени равнины выглядели красочными и разнообразными. Голубоватые лучи, вспаханные коричневые поля и первая зелень посевов перемешались друг с другом на огромном пространстве, а между ними на юг и на восток бежали, серебрясь на солнце, нитки ручьев. На полях виднелись скученные пятна деревень, образующие тонкую паутину жилья; пурпурный вереск и серый папоротник орляк широкими полосами уходили на север. Справа Кавинанту была видна Белая река, извивавшаяся в направлении Третгарда.

Этот вид напомнил ему о том, как он попал сюда, — о Преследующем Море, об Этьеран, о духах, о Барадакасе и об убитом Вейнхим… Головокружительные воспоминания, вращаясь спиралью, поднимались к нему от подножия гор. Этьеран обвинила его в причастности к убийству Духов. И все же она отреклась от своего справедливого желания возмездия, от своей справедливой ярости. Он принес ей сколько горя…

Кавинант вернулся в комнату и, споткнувшись, сел за стол. Руки его задрожали так сильно, что он не мог отпить из бутылки. Он опустил ее на стол, сжал кулаки и прижал костяшками пальцев твердое кольцо, спрятанное на груди.

— Я не стану думать об этом.

Тяжелые морщины, словно от искривления черепа, собрали его лоб в глубокие складки.

— Я не Берек!

Он сидел так до тех пор, пока звук опасных крыльев стал стихать, а холод в желудке постепенно растаял. Тогда он разжал занемевшие пальцы. Не обращая внимания на их невозможную чувствительность, он принялся есть.

На столе он нашел в изобилии холодное мясо, разнообразные сыры, фрукты и черствый хлеб. Ел он неторопливо и осторожно, словно кукла, исполняющая команды помимо своей воли, пока не насытился. Затем он снял одежду и стал мыться, тщательно натираясь и внимательно осматривая свое тело, чтобы убедиться, что на нем нет никаких открытых повреждений. Разобрав приготовленную для него одежду, он наконец облачился в бледно-голубой халат, запахнув который, он мог быть уверен в том, что кольцо надежно спрятано. Затем с помощью ножа Этьеран он осторожно побрился. После этого он все так же механически выстирал в ванной свою одежду и развесил ее на спинках стульев, чтобы та просохла. Все это время его мысли двигались в одном и том же ритме:

Я не буду…

Я не являюсь…

Пока он занимался всем этим, над Ревлстоном с запада подплыл вечер, и когда с делами было покончено, Кавинант поставил стул прямо к балконной двери так, чтобы можно было сидеть и смотреть на сумерки, не видя опасной пропасти. Но тьма, казалось, изливалась из неосвещенной комнаты позади него в широкий мир, словно его апартаменты были источником ночи. Вскоре пустое пространство за спиной, казалось, заполнилось до отказа пожирателями падали.

Кавинант в глубине сердца чувствовал, что превращается в безумца, чтобы избежать своего сна.

Стук в дверь, словно пружина, подбросил его в воздух, и он рванулся к двери сквозь тьму, чтобы ответить на него.

— Войдите… входите!

В мгновенном замешательстве он начал искать ручку, которой здесь не было. Затем дверь отворилась, и яркий свет ворвался в комнату, ослепив Кавинанта.

Сначала все, что он мог видеть, были три фигуры — одна у противоположной стены коридора, а две другие прямо в дверном проеме. Один из пришедших держал в обеих руках по горящей лучине, другой — горшок с гравием. Этот ослепительный свет превратил обычное освещение коридора в полутень, откуда и надвигались на Кавинанта эти две огромные фигуры. Он отступил назад, часто мигая.

Словно приняв его отступление за приветствие, двое вошли в комнату. Из-за них раздался голос, до странности казавшийся одновременно грубым и мягким:

— Можно войти? Я — Лорд Морэм…

— Конечно, — перебил его более высокий мужчина голосом, надтреснутым и ослабленным старостью.

— Ему нужен свет, не так ли? Тьма иссушает сердце. А как он получит свет, если мы не войдем? Теперь, если бы он знал что-нибудь, он мог бы позаботиться о себе. Разумеется… А ему не слишком часто придется с нами встречаться. Чересчур много дел. Надо еще уделить внимание Вечерням. У Высокого Лорда, возможно, будут специальные указания. Мы и так опоздали. Потому что он ничего не знает. Разумеется. Но мы быстры. Тьма иссушает сердце. Обрати внимание, молодой человек. Мы не можем позволить себе вернуться только для того, чтобы избавить тебя от наваждения.