Презренная госпожа. Леди-попаданка в деле (СИ)

После я отправилась к садовникам. Там провернула такую же схему. Осмотрела сад. Указала на косяки и недочеты. Приказала демонтировать пару заброшенных клумб, на которые уже давно не обращали внимания по какой-то непонятной мне причине. В общем, проявила власть по полной программе и, увидев напряжение и страх в глазах мужчин-садовников, оказалась удовлетворена.

Мне не нужны сейчас хорошие отношения. До них еще как до луны. Да и уважение у людей произрастает, к сожалению, не из доброты и принятия.

Субординация важна. Если я начну заниматься панибратством, уважения точно не добьюсь. Но если проявлю строгость, потом милость и буду постоянно мелькать перед глазами, каждый из этих людей проникнется желанием мне угодить. В итоге, увидев после моё расположение и добрые дела, которые тоже нужно совершать дозированно, люди будут по-настоящему благодарны.

Это просто психология. Психология толпы. К сожалению, исключительно покладистостью, добротой и принятием толпу не приручить. Если бы это было так, мир был бы значительно лучше.

Я потратила на всё это бо́льшую часть дня, зато обошла почти всех слуг, везде помелькала, везде показала свою власть. Единственными, кого я не встретила, были люди из того самого полупустого списка, что доказывало: все они работали в другом месте.

В темнице?

Муженька и его отца видно не было. Сперва они заперлись в кабинете, потом куда-то выехали. Когда вернулись, снова исчезли с полязрения.

Под самый же вечер я снова столкнулась с преподобным. Впервые за время нашего знакомства на лице молодого человека читалось откровенное беспокойство. Он выдавил из себя улыбку, но я-то видела, что улыбаться ему не хочется от слова совсем. Он был бледен, под глазами залегли тени, как будто Ксандер не спал всю ночь.

— Что происходит?

Священник завёл беседу ни о чем, поинтересовался настроением, погодой, пожелал мне благодатного сердца и чистых помыслов, после чего собрался уйти. Но вдруг в болезненная судорога исказила его лицо. Он машинально схватился за бок, и меня осенило: священник ранен!

— Что с вами, преподобный Ксан??? — я схватила его под руку, пытаясь поддержать. — Вам плохо?

— Нет-нет, всё в порядке, — быстро изменив выражение лица, молодой человек постарался выглядеть беспечным.

— Хватит врать, — произнесла я раздраженно, — я же вижу, что вы ранены!

В глазах парня промелькнуло удивление. Кажется, я оказалась слишком проницательной.

— Не стоит вашего беспокойства. Упал с лестницы. Был неосторожен.

Конечно же, я ему не поверила. Почему-то захотелось растрясти его на правду и обязательно посмотреть, что с ним происходит. Но священник аккуратно вырвал руку из моего захвата и демонстративно завел её за спину.

— Дочь моя, отдыхайте. Вы сегодня проделали большую работу.

— Снова за мной следили? — спросила я, прищурившись.

— Нет, я просто видел, как вы порхаете из одного угла в другой, общаясь со своими подчинёнными. Что ж, ваше усердие достойно похвалы. Отдыхайте!

Он явно хотел отвязаться от меня. Ему было, что скрывать. Но я не собиралась отступать так просто, оправдываясь тем, что врага нужно держать ещё ближе, чем друга.

— Я провожу вас, преподобный Ксан. Очевидно же, что вам трудно идти.

Никогда не думала, что у священников может проявляться мужское самолюбие. По идее, они должны были быть бесполыми. Но Ксандер меня удивил. Он оскорблённо вздёрнул подбородок, посмотрел на меня с напряжением и сказал:

— Дочь моя, я вполне прекрасно себя чувствую. Вам лучше пойти к себе.

О, проявился характер! Что ж, негативный результат — тоже результат. Не только вы, уважаемый священнослужитель, будете препарировать меня своим взглядом, но и я намереваюсь узнать о вас побольше.

Настаивать не стала. Нахрапом такого человека не возьмёшь. Он выпрямился, поклонился и с достоинством ушёл прочь, хотя мой наметанный глаз с легкостью заметил несколько нервные движения его походки. Его рана была серьёзной, как бы он это ни скрывал.

В последующие несколько дней я обнаружила две вещи. Первое — за мной следят. Довольно неумело, но настойчиво. Периодически замечала нескольких бородатых субъектов, которые под видом безделья слонялись вокруг, но не сводили с меня глаз. Значит, муженёк и его папаша продолжают меня опасаться. Во-вторых, настроение слуг заметно изменилось. Они шептались по углам, и на сей раз причиной их настроения была не я.

Кажется, о репутации ведьмы давно забыли. Назревало что-то совершенно иное. От меня уже не шарахались. Многие уважительно кланялись, поняв, что шутки со мной плохи. Приказания воспринимались всерьёз. Это радовало, конечно.

Обнаружив в поместье нескольких древних старушек, включая свою няню, я объявила, что работать они теперь будут половину рабочего дня. Если это и вызвало какое-то возмущение, я его не заметила. Моей задачей было проявление недюжинного благородства, которое помогло бы растопить сердца слуг.

Да, всегда найдутся те, кто это благородство назовёт дуростью. Но многие, у кого ещё осталось сердце, поймут, что я ищу истинной справедливости.