Презренный кат (СИ)

— Да мы так Евсей Савельевич, вот дружка встретил, — залебезил перед стариком Осип, — решили вот по чарочке за встречу. — Бурлаками вместе ходили на волоче, а потом как-то разошлись наши пути-дорожки. Судьба, значит. Правда, Ерема? Года три, поди, не видались. Сегодня вдруг вижу, идет Ерема мой по берегу Неглинки реки. Радость у меня сегодня, Евсей Савельевич. Великая радость.

— Ну, коли так и с вами посижу, — принимая у хозяйки чару, солидно кивнул головой Евсей Савельевич. — Дружок, говоришь?

Нежданный гость с сотоварищами дружно выпили, крякнули по русскому обычаю, и все, как один закусили луковицами с солью.

— А где же ты пропадал Осюшка? — плотно закусив, опять вперил в Осипа свой лукавый взгляд старик. — Словно сквозь землю провалился. Мы уж тут все испереживались за тебя.

— Где был? — заерзал на лавке Осип, будто укусил его кто-то в самое неподходящее при сидении место. — Здесь вот и был, где ж ещё?

— А мне сказывали, что ты к графу одному в гости ходил?

— Врут!

— Хорошо, коли, врут, — протяжно вздохнул Евсей Савельевич и толкнул плечом одного из своих молчаливых спутников. — Пошукай-ка Ванюша по избе, носом чую, что прячут здесь что-то неправедным трудом нажитое. Вот хоть убей меня сейчас, а я чую. Пошукай.

Ванюша проворно выскочил из-за стола, деловито порылся по углам и скоро поставил на стол перед стариком одно из ведер с монетами.

— Вот, так да! — уже без тени притворства изумился Евсей Савельевич. — Вот это уловец. Не ожидал от тебя такого Осюшка. Что же ты всё таишься от меня? Нехорошо. Что же ты сразу со мной по-людски не поделился, а теперь вот придется всё у тебя забрать. Вот такие у нас с тобой дела братец ты мой получились. Ничего уж тут не поделаешь. Разве тебе отец с матерью не говорили, что жадность с хитростью до хорошего никогда не доведет? Разве не говорили?

Осип испуганно вжал голову в плечи, покорно потупил глаза к полу, а потом внезапно взревел, будто подстреленный стрелой дикий вепрь, опрокинул тяжелый стол на старика и заорал благим матом.

— Не дам!

Придавленный столом старик что-то захрипел, и на буяна бросились Ванюша с товарищем. Они мгновенно повалили распоясавшегося мужика на пол, занеся над его буйной головушкой пудовые кулаки. Занести-то, они их занесли и уж ударить лежащего на полу Осипа хотели, да только Еремей Матвеевич в задуманное ими дело вмешался. Не усиделось ему на месте, когда его нового знакомца мутузить стали. Пусть недавний знакомец, но хлеб соль уж ели и вином душевно причащались. Нельзя после такого за душевного человека не заступиться. Никак нельзя. Да ещё ко всему прочему, драка несправедливой получилась. Грех ведь это, когда двое на одного. Не по-русски.

Чернышев с короткого замаха врезал по крепкой шее Ванюше, а потом коленом в живот наподдал его товарищу. И так крепко разбуянившимся гостям от руки Еремы досталось, что свалились они недвижимыми на пол, мгновенно потеряв интерес к своей недавней жертве.

Обретший свободу Осип, тоже вступил в битву, но бился он не голыми руками, а кривым ножом. Покончил Осип с наглыми гостями быстро, потом собрал рассыпанные монеты в ведра, дал направляющего пинка, икающей от страха бабе и позвал за собой Еремея. И побежали теперь товарищи из избы вон. Резво побежали. На улице к тому времени уже светало. Осип Федотович вновь возглавил убегающую процессию, второй бежала не прекратившая икать баба, а уж замыкал торопливую процессию кат. Опять бежать пришлось долго. И опять оказались беглецы в убогой избушке. Всё было так же, как ночью с той, лишь только разницей, что в этой избушке не было хозяев. Пустая избушка была.

— Вот так попали, — ещё, как следует, не отдышавшись, запричитал Осип. — Самого Сухорука порезали. Вот уж переплет, так переплет. Эх, и начнется сейчас кутерьма по Москве.

— Это из-за старика что ли? — угрюмо уточнил Чернышев.

— Из-за него. Ты знаешь, кто такой это был?

— Не знаю.

— Как не знаешь? Это же первый тать на Москве — Евсей Сухорук. Теперь нам из города уходить надо.

— Нельзя мне сейчас уходить! — резво вскочил с лавки Еремей. — Мне Анюту вызволять надо!

— Нравишься ты мне монах, — опять усадил ката на лавку Осип. — Лихой ты человек, несмотря на рясу свою. По нраву мне такие вот боевые. По нраву. А раз по нраву ты мне, то должен я тебе непременно помочь. Я ведь теперь должник твой. Если б не ты, изведать бы мне сегодня ножа сухоруковского. Спас ты меня, выходит, а потому и я для тебя всё, что попросишь сделаю. Не волнуйся, отыщем мы твою Анютку. Погоди чуток, придумаем что-нибудь. Придумаем и сегодня же в ночь отыщем. Всё, как надо сделаем. Лушка подь сюда!