Булгаков в последние годы жизни предпринял несколько неудачных попыток встретиться лично со Сталиным, веря, что, если только ему удастся побеседовать с тираном напрямую, он сможет что-то ему растолковать, сумеет с ним «объясниться». И потому можно не сомневаться, что разговор между Иешуа и Понтием Пилатом в «Мастере и Маргарите» — это как раз тот так и не состоявшийся разговор между Булгаковым и Сталиным. Чем у Булгакова на последних страницах романа этот разговор заканчивается — все, думаю, помнят: он не заканчивается, он остаётся обращённым в будущее.
А вот в «Англо-американском истэблишменте», книге, как я уже говорил, посвящённой точно тому же предмету, что и «1984» — тем же бернхемовским менеджерам — последняя фраза такая:
(К концу Второй мировой войны)…уже становится видно, что начатый в 1875 г. усилиями Тойнби и Милнера, осенённый светлой верой в лучшее будущее, беспримерный и отважный поход постепенно выдохся, иссяк и рассыпался в прах посреди горьких взаимных упрёков и обид между былыми соратниками.
Когда я эту фразу прочёл, вдруг сложились вместе, словно заговорили хором у меня в голове и поразительные сходства орвелловского и булгаковского романов, и полная идентичность замкнутости орвелловского и булгаковского персонажей в их мирках, и тот странный медиум, которого Оруэлл выбрал в авторы книги-провокации в своём романе, чтобы разоблачить сущность социал-империалистической тирании, и (не)концовка беседы с тираном в «Мастере и Маргарите». И в этом «хоре» я вдруг почему-то услышал, и возникла вдруг у меня внутри уверенность, что «1984» — это у Оруэлла, как и у Булгакова, в том числе так и не законченный реальный, из жизни разговор с каким-то реальным тираном, которого Оруэлл в романе окрестил «Старшим братом».
Потому что по прочтении последней фразы в книге Квигли у меня возникло представление, что «Англо-американский истэблишмент» Кэррола Квигли — это реальный прототип зловещей
НУ а теперь вернёмся назад. И я расскажу о том, что в процессе дальнейших поисков по поводу словосочетания «ангсоц в исполнении Троцкого» всякий раз уже реально и всё больше укрепляло и подтверждало моё поначалу чисто интуитивное предположение, что «Англо-американский истэблишмент» — книга, написанная не с целью беспристрастно и исчерпывающе рассказать о преступлении, а для того, чтобы отвести подозрения от виновных в случившейся мировой бойне, и что политическая цель Оруэлла в «1984» — разоблачить этот замысел.
Так что возвращаюсь назад, в период с середины 1930-х по конец 1940-х гг., когда все, повторюсь, обвиняли друг друга во всяческих заговорах.
До войны обвинения были в первую очередь в потакании социал-империалистическому тоталитаризму (каждая сторона называла его по-своему, но для нас суть от этого не меняется) и даже в прямом насаждении оного. За пределами тогдашних Германии и СССР доказанность такой вины в худшем случае грозила провинившимся чем-то вроде политической смерти.
После войны обвиняли уже в совершении самого страшного из известных нам преступления — против человечности (и даже еврейский геноцид его ещё отнюдь не исчерпывал). А это преступление было наказуемо уже смертной казнью, причём во всём цивилизованном мире, и квалифицировалось оно не только как собственно исполнение злодеяния, но и как любая форма соучастия и даже просто подстрекательство. Кроме того, оно по сей день не имеет срока давности, то есть будет наказано независимо от того, когда виновных в преступлении разоблачат и вину их докажут: через пять лет, через десять, через сто.
Германских социал-империалистов, поскольку они в той войне проиграли, за их деяния на суде в Нюрнберге тут же наказали, и даже продолжают их выявлять и наказывать до сих пор — именно из-за отсутствия срока давности.
Остальные послевоенные процессы имели целью выяснить, были ли у них пособники вне Германии, и если были — то кто? Кто втянул нас в эту жуткую бойню? Был ли это сознательный
Косвенных улик, подтверждавших, что были такие соучастники и подстрекатели, были заговоры — существовало в избытке. И потому дальнейшего расследования и нахождения недостающих прямых улик требовали повсюду; и расследовали всё реально и иногда даже действительно всерьёз; и в парламентах, и в прессе, и в судах. Причём главных виновных искали в первую очередь среди тех, кто в силу своего положения и своих возможностей был вообще в состоянии соучаствовать, подстрекать, финансировать и т. д., и т. п. То есть искали